Выбрать главу

Генерал Умедзу говорил это на совещании офицеров Квантунской армии через две недели после возвращения Мацуока из Москвы.

Доктор Зорге не мог ни на один день отлучиться теперь из Токио. Но ему нужна была достоверная информация из Маньчжурии, он должен был знать, что происходит на дальневосточных границах Советского Союза. И Рихард убедил поехать в Маньчжурию своего «друга» — князя Ураха, корреспондента центральной нацистской газеты «Фелькишер беобахтер». Уpax поехал и подтвердил многие прогнозы Зорге.

Рихард рассказал Отту о журналистской поездке фон Ураха, о беседе, которую тот имел с генералом Умедзу. По этому поводу посол Отт телеграфировал в Берлин:

«Князь Урах сообщил нам о беседе с командующим Квантунской армией генералом Умедзу в Синьцзине. Умедзу подчеркнул, что он приветствует пакт о нейтралитете Японии и России, однако тройственный пакт служит неизменной основой японской политики, и отношение к нейтралитету с Россией должно измениться, как только изменятся отношения между Германией и Советской Россией».

Для группы Рамзая теперь было совершенно очевидно, что Германия вскоре нападет на Советский Союз. Шестого июня Гитлер беседовал в своей резиденции в Берхтесгадене с послом Осима и сообщил ему, что Германия окончательно решила напасть на Россию. Гитлер намекнул: Германия желала бы, чтобы и Япония тоже включилась в эту войну. Новость была сенсационной.

Об этом немедленно сообщили премьер-министру принцу Коноэ. Ходзуми Одзаки по-прежнему был вхож к премьеру и в тот же день узнал содержание телеграммы посла Осима. Вечером он разыскал Зорге и взволнованно рассказал ему о случившемся. Ночью в эфир ушла еще одна шифрограмма.

А четырнадцатого июня Рихард Зорге прочитал опровержение ТАСС, в котором говорилось, что Телеграфное агентство Советского Союза уполномочено заявить: слухи о намерении Германии напасть на СССР лишены всякой почвы… Зорге не поверил — как же так?! Ведь в продолжение многих месяцев он информировал Центр о противоположном. Но, может быть, это ход для дезинформации противника…

Рихард дочитал до конца опровержение, распространенное по всему миру:

«По данным СССР, Германия так же неуклонно соблюдает условия советско-германского пакта, как и Советский Союз, ввиду чего, по мнению советских кругов, слухи о намерении Германии порвать пакт и предпринять нападение на СССР лишены всякой почвы…»

— Как же так, как же так? — запершись в своем бюро, повторял Зорге и стискивал до боли виски. Он был уязвлен последней фразой: «Слухи о намерении Германии напасть на СССР лишены всякой почвы». Может быть, ему не доверяют?! молнией пронеслось в голове. Но Рихард отбросил нелепую мысль. Уж этого-то не может быть! В Центре не могут в нем сомневаться. Однако почему же такое успокоительное, демобилизующее народ опровержение ТАСС…

Рихард Зорге не нашел ответа на свои недоуменные вопросы. Но в тот же день, когда он прочитал опровержение ТАСС, Рихард отправил еще одно, последнее свое донесение перед войной:

«Нападение произойдет на широком фронте на рассвете 22 июня 1941 года. Рамзай».

Рихард вложил в это категорическое утверждение все упорство коммуниста-разведчика, отстаивающего свою правоту. Но и эта телеграмма не возымела нужного действия. Сталин был загипнотизирован ощущением собственной непогрешимости. Он был уверен, что немцы не нападут, не нарушат договора, а все разговоры о войне и панические сигналы — только домыслы или работа провокаторов, которые хотят столкнуть Советский Союз с Германией.

И вот наступило 22 июня. По токийскому времени война началась в десять часов утра, но здесь стало известно, что Германия напала на Советский Союз, только в полдень.

Нервы Рихарда были напряжены до предела, он ходил подавленный, мрачный, он ждал сообщения из Европы. Известий не было, и появилась надежда, что, может быть, Гитлер все-таки не осмелился напасть на Россию. Но в полдень призрачная надежда исчезла. Было воскресенье, и в доме Мооров собралась большая компания. О новости сообщили, когда все еще сидели за столом. Напряженное молчание сменилось горячими спорами. Гости перебивали друг друга. Анита Моор, сидевшая против Зорге, тоже что-то говорила, но Рихард не разбирал, что именно. Наконец до его сознания дошли слова хозяйки.

— Очень хорошо, что фюрер решил проучить русских, — щебетала она. Лицо ее было розово от возбуждения и выпитого вина. — Сколько раз он говорил о побережье Черного моря, о нефти, которые нам так нужны. Русские не пошли нам навстречу, пусть отвечают сами, мы все возьмем силой. Говорят, на Черном море так красиво!..

Рихард метнул испепеляющий взгляд на Аниту Моор, но ничего не сказал. Он только вышел из-за стола…

От имени своей группы Рихард Зорге радировал в Центр:

«Выражаем наши лучшие пожелания на трудные времена. Мы все здесь будем упорно выполнять нашу работу».

10. ПОСЛЕДНЕЕ ДОНЕСЕНИЕ РИХАРДА ЗОРГЕ

Чудак-хозяин не признавал современной цивилизации, любил японскую старину, и в его ресторане не было электрического освещения — только свечи. Может быть, потому и собирались здесь спокойные, уравновешенные люди, предпочитавшие живой огонь неоновым светильникам, феодальную тишину старого ресторана крикливым заведениям с джазовой музыкой, мешавшей сосредоточиться. Даже пение гейш под аккомпанемент сямисенов в отдельных кабинетах на противоположной стороне здания доносилось сюда приглушенно, создавая своеобразный фон для царящей здесь тишины. Причуды хозяина не оставляли его в накладе, у него был обширный круг посетителей.

Наступил вечер. В раздвинутые окна проникало легкое дуновение ветра, которое колебало пламя свечей, стоявших на столе в тяжелых литых канделябрах. Пламя озаряло середину зала, матово поблескивающие циновки, лица людей за столом да золоченую статую Будды в дальнем углу. Будда в обрамлении мрака, в неярком сиянии огня приобретал особую красоту, так же как и висящая рядом картина, изображающая скалистый берег моря, выписанная двумя красками золотом и чернотой.

— Прямо Рембрандт, — сказал Зорге.

— Нет, это японский культ тени, — возразил Одзаки. — Вы обратили внимание? Золото днем выглядит сусально, но в темноте, освещенное живым огнем, приобретает очарование и красоту.

Порыв ветра пригнул листки пламени, Будда перестал светиться. Одзаки ударил в ладоши. Вошла молодая женщина с высокой прической, остановилась в дверях. Одзаки попросил закрыть окна. Когда японка ушла, Ходзуми сказал:

— Теперь давайте поговорим.

Их было двое — Одзаки и Зорге. В Киото они приехали разными поездами, встретились во дворце в знаменитом саду камней. В каждый свой приезд Рихард готов был часами созерцать чудо, сотворенное древними японскими художниками. Это было неповторимое зрелище! За высокой стеной — большая, как теннисный корт, площадка, ровно засыпанная мелкой галькой. Через весь сад тянутся легкие, едва заметные бороздки, оставленные граблями. А посредине, в классическом совершенстве — пять камней, пять островков в сером океане гальки. Удивительное чувство гармонии подсказало художникам это единственное решение, этот внутренний ритм каменного сада. Здесь, как на море, можно без конца смотреть, забывать обо всем, будто погружаясь в нирвану…

В саду камней лишь условились о вечерней встрече. С началом европейской войны немецкий корреспондент доктор Зорге держался с русскими подчеркнуто вызывающе, с англичанами перестал здороваться, с Вукеличем — французским корреспондентом — говорил свысока, как с представителем побежденной нации. По-старому он мог общаться только с японцами — просто и дружелюбно. Теперь уж нельзя было, как раньше, открыто сидеть с Вукеличем в ресторане Ломайера. Для тайных явок Рихард стал использовать и свою квартиру на улице Нагасаки, но это далеко не всегда удавалось, и на этот раз он предпочел встретиться со своим японским другом в Киото.

В самые первые дни войны Рихард Зорге получил категорическое указание Центра установить, намерена ли Япония использовать представившуюся ей выгодную возможность и нанести Советскому Союзу удар с тыла на Дальнем Востоке. Знать это было особенно важно. Гитлеровское правительство всячески стремилось вовлечь Японию в войну с Советской Россией. Центр приказывал группе Рамзая отставить всю иную разведывательную работу и сосредоточить усилия на выявлении этой главной проблемы. По этому поводу Зорге и решил посовещаться с ведущими членами своей группы, сначала с Одзаки. Помимо всего прочего, нужно было продумать и обсудить все аргументы, которые можно привести в защиту японского нейтралитета в сложившейся обстановке. Рихард писал об этом позже: