- Да неужели я позволю кому-нибудь встать между мной и Сузи? - он чуть не застонал.
- Скорей всего ты ничего не сможешь поделать, Джек, - сказала она сухо. - Она - твоя мать, что тут ни говори.
- Если до этого дойдет, я перережу себе глотку, - отвечал Джек с редким у него приступом бешенства.
Она впервые видела его таким и смотрела с интересом.
- Я с ней никогда не ладил, - добавил он прямо. - Злился, что она баловала Мика. После смерти отца злился из-за того, что она нас против него настраивала.
Я тогда понял, какой это был прекрасный человек.
- Да, - сказала она равнодушно, - правда. Он был прекрасный человек.
- Она лгала нам о нем. Ей неизвестно, что такое правда. Но она много работала и к тем, кого любила, была щедра. Старикам тоже надо жить, миссис Двайер.
- Надо, Джек, - сказала она ровно, - но им требуется меньше, чем молодым. Всем будет лучше, если ты отдашь мать в приют. Я должна думать о Сузи.
- А я должен думать о Сузи и о матери, - сказал он угрюмо.
- А может, лучше выбрать, Джек? - тихо произнесла она.
- В некоторых случаях выбора нет, миссис Двайер, - ответил он, и опять она с раздражением почувствовала, что в этом страшно слабом человеке, которым его хитрая мать вертела, как хотела, таилось какое-то упрямство, и оп был неуязвим для влияния даже такой волевой женщины, как она.
- Но, если ты свой дом погубишь, меня не вини, - сказала она непреклонно.
- Вас-то я никак не буду винить, - ответил он.
- И не жди, что я к вам буду приходить, - добавила она строго. - Я уверена, что ты поступаешь неправильно и что все это плохо кончится. Сама я ссору затевать не стану, по туда, где их затевают, ходить тоже не стану.
С характерной для нее твердостью слово свое она сдержала. Больше она у Джека в доме не появлялась, хотя дети ее регулярно навещали и сам Джек бывал каждое воскресенье после обедни. Она всегда принимала его особенно радушно. Она была слишком горда, чтоб кому-нибудь позволить с собой не считаться, но ей нравилось, что к ее внушению он отнесся так невозмутимо.
"Видит бог, он, конечно, урод, - говорила она дочерям, - но его нельзя не полюбить".
И для такой женщины, как миссис Двайер, это уже было началом отступления.
3
Надо, однако, отметить, что, верно разгадав содержание действий миссис Кэнтиллон, она ошиблась относительно избранной ею формы. Та превратила-таки дом в ад, но не тем простым способом, которого миссис Двайер ожидала и которому как-то могла противостоять. Она вовсе не пыталась испортить жизнь Сузи и вполне довольствовалась тем, что изводила Джека. В глупости миссис Кэнтиллон было нечто близкое гениальности. Она знала его слабости так, как Сузи их знать не могла, потому что в большой степени они были делом ее рук, и хранила в памяти те детские унижения, которые ему пришлось пережить. Она знала, что, уже будучи мужем и отцом, он в глубине души оставался холостяком; прожил всю жизнь в одном и том же небольшом предместье Корка и даже соседей знал не ближе, чем того требовала обычная вежливость, то есть бывал на свадьбах, крестинах, похоронах, а ведь мать его хвастала тем, что знала все обо всех. После рабочего дня он любил, как водится, переодеться в старые брюки, но тут мать начинала его упрашивать пойти куда-нибудь с Сузи. Выглядело это верхом доброжелательства, и Сузи, чувствовавшая, как в пей оживает давно погасшее стремление к светской жизни, принимала все это за чистую монету.
- Детка, я это только ради себя делаю, - говорила ей свекровь. - У меня же нет другой возможности остаться одпой с детьми, а вы с Джеком разве можете иначе пойти повеселиться?
Хуже всего было то, что она продолжала спускать деньги - ей, очевидно, очень нравилось это занятие.
Джек не возражал, когда она время от времени держала пари, хотя, глядя на нее, и Сузи стала делать то же самое, но, когда он разузнал от поверенного, что сбережения Сузи вкладывались в недвижимость, он вышел из себя. Сузи кричала, что он скорее даст деньгам сгнить в банке, чем как-то ими воспользуется, а оп отвечал, что если бы мать в свое время поступала так, как оп, она могла бы теперь платить за жилье и не поселилась бы у них.
Самое удивительное было то, что, чем невыносимее делалась жизнь в доме, тем более зависимой от миссис Кэнтиллон становилась Сузи, которая из-за этого даже ссорилась с матерью. Сузи с горячностью доказывала, что не так виновата миссис Кэнтиллон, как Джек. Джек со своим чудовищным эгоизмом был причиной всех их размолвок, он всегда такой был, даже в детстве, себялюбивый, черствый, не сравнить с веселым, добрым, отзывчивым Миком. Если Мэдж Хант решила, что вышла замуж не за того брата, то и Сузи уже близка была к подобному выводу.
Но чтобы Сузи хоть в чем-то соглашалась с миссис Кэнтиллон - этого ее мать никак не могла допустить.
- Бога ради, детка, - говорила она, - как будто никто не знает, что за человек был Мик Кэнтиллон.
- И все-таки, мама, его страшно недооценивали, - говорила Сузи трагически.
- Недооценивали, как же! - резко отзывалась ее мать, - Не говори глупостей, Сузи. Твой муж, может быть, дурак, но братец его вообще был шалопай, а мать - так просто дрянь, и не слушай ты, что тебе рассказывают.
А в тот день, когда миссис Кэнтиллон упала с лестницы и ее нашли без сознания и уже при смерти, миссис Двайер пришла к ним в дом присмотреть за детьми и ссора кончилась. Вообще-то, она кончилась уже давно, хотя, кроме миссис Двайер, об этом никто не догадывался. Миссис Двайер поразило то, на что, кроме нее, тоже никто бы не обратил внимания. Мать Джека поколебала Сузы, но Джек ей не поддался. Мужчина, который может сопротивляться влиянию дурной женщины, - такого миссис Двайер никогда прежде не встречала.