Утром следующего дня Мэнэнлаэй отправился на север Бериара. Небольшой фургон лорда, запряженный двумя осликами, двигался белыми улицами меж цветущих садов, вдоль помпезных акведуков, роскошных галерей с высокими белыми колонами, над морем, провожая эльфийские парусники, и в скалистых районах города на севере, дважды останавливаясь на ночлег в домах вельможи, радушно принимавших гостя. На третий день экипаж подошел к границам Алии, где их встретили пустынные эльфы на больших крытых песчаных санях с упряжкой из шести невысоких, мохнатых темно-рыжих собак с короткими вскинутыми на спину хвостами и синими языками. Мэнэнлаэй знал эту породу из книг — мохнатый лев — так их называли. Этих четырехлапых очень ценили алийцы. Мохнатые львы стойки к дневной жаре и ночному холоду Алой пустыни, выносливы, обладают хорошо развитым зрением и обонянием, послушны и легки в дрессировке. Из недостатков можно было выделить разве что сравнительно небольшие размеры и прожорливость.
Молодой лорд заметил изменение температуры еще на подходе к границе. Его лоб покрылся испариной, а одежда начала липнуть к мокрому телу. Сестрицы, прислуживающие у Синмана, замотали Мэнэнлаэйя в серый халат и платок, чтобы почти всего его тело было укрыто тканью. В таких же одеждах юношу встречали два алийца, прибывшие проводить его через пустыню.
Белая галька сменилась алым, словно облитым кровью песком, высокие дюны застыли, как волны в беспокойном море на картине, а в дали танцевали песчаные вихри и извивался разогретый воздух, создавая миражи. Алая пустыня одновременно и завораживала, и внушала страх.
Упряжка несколько часов двигалась среди красных песков, прежде чем показался ряд высоких скал, где находился вход в подземный город алийцев — Оркадам. Слева от высокого грота, напоминающего наконечник стрелы, из скалы выпирала обзорная башня, с которой караульные предупреждали о песчаных бурях и смене дня и ночи.
За входом в пещеру скрывалась цепь грузовых лифтов и спусков, в один из которых вошел молодой лорд и два сопровождающих его алийца, оставившие упряжку на попечительство смотрящим за входом. Конвоиры сняли платки, укрывавшие серые, будто покрытые известью лица и протерли вспотевшие лбы. Тоже самое сделал и молодой лорд. Дивный цвет кожи сразу же привлек внимание Мэнэнлаэйа, но свое любопытство он старался не выказывать, только изредка посматривая в сторону пустынных эльфов. Пристальных взглядов алийцы не любили.
Троица долго спускалась по уходящей вглубь винтовой лестнице. Молчаливость сопровождающих алийцев немного смущала юношу. Молодой лорд вспоминал напутствия Синмана, которые предупреждали о суровости и немногословности пустынных эльфов.
В воспоминаниях лорда Малесии заиграла сказка, некогда вычитанная им в книге.
Когда-то на месте Алой пустыни стояли зеленые леса, ничем не уступающие малесийским чащам, и жил в них народ, который ни в чем не нуждался и процветал. Но была у этого народа сильная страсть к самоцветам, которые добывались в здешних землях. И так жадно они желали эти прелести, что выкопали яму к самому центру планеты, откуда хлынула ее раскаленная кровь, поглотившая города жадных эльфов и густые леса, что здесь прорастали. А тем, кому удалось уцелеть, спрятавшись в катакомбах замков, долгие годы пробирались наружу сквозь толщу застывшей магмы. Однако обнаружив к чему привела их жадность и ужаснувшись от своей посеревшей кожи, которая когда-то была белой, как молоко, им стало стыдно показываться остальным братьям, и они вернулись под землю, основав там свой новый город.
Алийцы не любили эту сказку. По их мнению, она безосновательно высмеивала народ, который пришел в пустыню с востока, отделивших от тех кто ступил дальше к Доре, и долго трудился, чтобы построить свой подземный город.
Серые эльфы — как иногда называли алийцев — многого не любили, в том числе и это прозвище. Не по душе им были праздность и веселье, к которым тяготели плорийцы. Не понимали они и простодушие малесийцев и эльпийцев. Из всех народов Дольфа пустынных эльфов по праву можно было назвать самыми трудолюбивыми, кроткими и дисциплинированными.
В землях Алии, как и в Белых берегах, был только один город — Оркадам, но в отличии от широко раскинувшегося Бериара, подземный город был сравнительно небольших размеров и стремился скорее вглубь, чем в ширину. А славилась столица алийцев металлами, драгоценными самоцветами, что добывались в здешних шахтах, и большой кузницей, из-под которой выходила едва ли не половина кованных изделий Дольфа.
Прохлада узкого спуска постепенно начала меняться уютной теплотой, в вентиляционных отверстиях шумели потоки воздуха, каждый шаг раздавался эхом. Еще пять минут — и показался выход, из которого бил свет, отличный от того, что излучало пламя настенных факелов.
Мэнэнлаэй и двое алийцев вышли к балкону, с которого открывался вид на гигантскую пещеру. На ее потолке свисало множество светящихся полупрозрачных желтоватых кристаллов разных размеров, но с единой, напоминающей миндаль, формой, между которыми, если хорошо присмотреться, можно было увидеть хитросплетение мостов и подъемов. Называлась эта диковина — Миндалитовое солнце.
Говорят, если в середину кристалла миндалита поместить хотя бы одну искорку, то свет, исходящий от нее, преломится и усилится во столько раз, что станет ярче любого факела. По такому принципу и работало Миндалитовое солнце. К центру каждого кристалла был проделан проход, где размещали источник света. Как ни странно, этими источниками света являлись более мелкие миндалиты, внутри которых горело пламя маленьких, но долго горящих свечей из воска белого шершня, что завозили сюда из Малесии.
Миндалит — очень редкий кристалл. Во всем Дольфе, покров пещеры в которой возведен Оркадам, был единственным местом, где образовался этот минерал. И несмотря на то, что кристаллы хорошо усиливали свет пламени, использовать их в прочих делах было запрещено.
Верхний уровень города располагался на искусственном плато, слева от которого находились два больших карьера и три поменьше, а справа — подземные зерновые поля, появившиеся здесь благодаря Миндалитовому солнцу. Прямо по курсу от лестницы, по которой спускались эльфы, на другой стороне города, лежал над пропастью серебряный мост, ведущий к дыре, размером аналогичной гроту, через который эльфы и вошли к спуску в подземный город.
Оркадам был правильным городом. В нем буквально очерчивались широкие параллельные улицы с одинаковыми одноярусными домами, вымощенными из серого гранитного кирпича. По брусчатке колесили повозки, заполненные самоцветами и рудой. Улицы удивляли своей однообразностью и гладкостью. Редко встречающиеся алийцы были разодеты в серые халаты.
Эльфы почти подошли к серебренному мосту, свернули направо, прошли несколько домов и приблизились к продолговатому округлому зданию с большим куполом на крыше. Около подъема на террасу Мэнэнлаэй увидел знакомое лицо, сидящее на невысоком парапете, так, что ноги его слегка не доставали к земле — это был Пэстилаэй.
По спине молодого лорда пробежались мурашки. Юношу наполнили воспоминания издевательских тренировок с этим суровым дедуганом.
Мастер спрыгнул на землю и направился в сторону троицы, слегка прихрамывая на правую ногу — чего раньше молодой эльф не замечал. В правой руке мастер держал тонкий и длинный меч с черным лезвием. Когда между юношей и стариком оставалось порядка двадцати шагов, Пэстилаэй оголил черное лезвие. Один из конвоиров выскочил вперед и грозно предупредил:
— Это не место для сражений.
Но мастер проигнорировал алийца, стремительно обойдя его слева. Серый эльф скривился, но препятствовать не стал.
Молодой лорд в свою очередь вынул меч из ножен и приготовился к схватке.
Пэстилаэй сделал несколько выпадов, которые молодой лорд благополучно парировал, остановился и улыбнулся, потирая редкую бородку. Несколько секунд спустя мастер вновь бросился в атаку, осаждая Мэнэнлаэйя колющими ударами. Отступающий юноша старался подгадать момент для контратаки и, когда ему показалось, что атака старика справа уходит слишком глубоко, он тут же попытался сместиться влево. Однако Пэстилаэй, заманивший соперника в ловушку, слегка отклонил туловище назад и засадил молодому лорду коленом прямо в живот от чего тот скрутился и упал на землю.