— Терпимо, Борис Наумович.
— Вот и хорошо, детка. Скоро кончим.
Захаров промокал марлевыми салфетками кровь, отрезал ножницами шелковые нити, держал крючки. Уши у него были красными.
Операция кончилась через двадцать минут. Больную увезли. Золотов снял с рук резиновые перчатки.
— И все-таки вы не правы, — сказал Захаров. На лбу его вдоль бровей собрались тонкие морщинки.
— Запомните, товарищ: наши больные не институтские собачки, предназначенные для опытов. До вас доходит эта мысль?
— Не совсем, — ответил Захаров. Он смотрел в спину удаляющегося Золотова.
— Не отчаивайтесь, — сказала операционная сестра, сортируя инструменты.
— Почему? — спросил Гринин.
— Это еще только цветики.
— Вы слышите? Она довольна, — сказал Гринин, глядя на нас.
— Еще бы!.. Не завидую больным, которые попадутся к вам в руки. Вы же студенты!
— Интересная дама, — сказал Захаров, — только… нервы никуда.
— Что вы в нервах понимаете? Вы даже не проходили нервных! — И она вдруг рассмеялась громко, на всю больницу. У меня даже в ушах зазвенело. — Желают оперировать!? Вы же студенты!
— Ну и что ж, что студенты? Мы хотим оперировать.
— Многого захотели! Пинцет держать не умеете.
Я присмотрелся к ней. Да, это была вчерашняя операционная сестра Нина Федоровна Веренева, помогавшая оперировать мотоциклиста Лобова. Высокая и стройная, с черными бровями, чем-то она напоминала Валю. Но почему Нина сегодня такая злая?
Захаров сбросил с себя халат, перчатки, маску и вышел в предоперационную. Мы за ним.
— Возмутительно! — Гринин нервно жестикулировал. — Зачем мы сюда приехали? Чтобы опять смотреть? Мне надоело быть зрителем! Я хочу работать! — Гринин долго еще говорил в этом же духе.
Захаров смотрел в угол. В этом углу не было решительно ничего интересного. Это был такой же угол, как и все другие углы операционного блока, — пустой и чистый, без лишних предметов, но Захаров смотрел туда, и морщины на его лбу начали расправляться, и уши не были уже такими красными.
— Я уже не злюсь на Золотова, — вдруг сказал он. — Уже совсем не злюсь. И вот почему. Не следовало мне в первый же операционный день требовать самостоятельной работы. Золотов видит нас в операционной впервые. Откуда он знает, на что мы способны? Может ли он доверить незнакомому студенту жизнь человека?.. Правильно поступил Борис Наумович, как настоящий, вдумчивый врач. — Захаров взглянул на Гринина и потом на меня.
— Пожалуй, ты прав, — быстро сказал Гринин.
— Да, твоя просьба была, конечно, преждевременной, — согласился и я.
Вбежала Валя и сказала мне:
— Вот вы где! Вас срочно зовет Михаил Илларионович.
Она заглянула в операционную и, увидев сестру, обрадовалась:
— Ниночка? Ты? — Она проскользнула в операционную, прикрыла за собой дверь, потом вышла и сказала мне: — Вы еще здесь? Чего же вы не идете? Он ждет вас.
— Зачем?
— Он просил позвать, а зачем — не знаю.
Я быстро пошел вслед за Валей. У нее красивая походка. И тонкая талия.
— Ну, где же он? — спросил я, идя за Валей. Нехорошо долго идти молча.
— Был в ординаторской.
Я приоткрыл дверь. Чуднов сидел у окна и курил.
— Куда это вы запропастились?
— В операционную заглянул. У товарищей первый операционный день.
— Так. Садитесь, Игорь Александрович. Вы знаете, зачем я позвал вас? Нет? А вот зачем: сожалею, что перехвалил вас. Видимо, я потерял чувство меры и слишком рано стал хвалить, а это вредно. Скажите, назначения вашим больным выполнены?
— Наверно, — сказал я, пожимая плечами. Я не знал, выполнены они или нет.
— А знаете, кому что назначено?
— Не совсем, — сказал я. — Не успел запомнить как следует.
— Так. Верю. Сразу запомнить трудновато. А вы взяли бы истории болезни и по ним проверили, что больные получили и что нет. Учтите: я строго-настрого приказал сестрам не делать вашим больным ни одной процедуры. Они будут раздавать лишь порошки и пилюли.
— Понимаю, — сказал я.
— Пока не выполнили назначений, из отделения ни шагу. Выполните — пожалуйста, можете сходить к товарищам и даже в пивную. Но прежде всего дело. А то что же получается? Больные ждут, беспокоятся, нервничают, а мы о них забыли. — И очень громко он крикнул: — Валентина Романовна!
Валя вбежала так быстро, словно стояла за дверями.
— Обеспечьте Игоря Александровича шприцами и немедленно приступайте к инъекциям. Поучите, если он… не очень ловок.
Мог ли я кому-нибудь признаться, что за четыре года учебы не сделал ни одной инъекции? И я такой был не один. Это, видно, дошло до дирекции, и с прошлого года ввели практику и на младшем отделении. Студенты первого и второго курсов дежурили в больнице, помогали кое в чем сестрам. Нам же, третьекурсникам, уже разрешалось производить желудочное зондирование, делать инъекции и вливания и прочие более или менее мудреные вещи.