— Здесь отдохнем, — ответил Захаров. — Или не придется?
— Почему же? Вполне сможете и отдохнуть. Перегружать мы вас не собираемся.
— А, говоря откровенно, мы приехали к вам не отдыхать.
— Правильно, — поддержал я Захарова. — Мы будем продолжать учиться. Практика в этой больнице — продолжение институтской программы.
— Золотые слова. Гениальные слова, — заметил Гринин.
Я покраснел.
Чуднов пристально посмотрел на нас. Не знаю, что он подумал.
— Вероятно, каждый из вас мечтает стать хирургом? — спросил он.
— Угадали. Я, например, хочу, — сказал Захаров.
— Я тоже не прочь, — буркнул Гринин. Он был не в духе.
А я спросил:
— Как вы узнали?
Чуднов легонько так, чуть-чуть, улыбнулся.
— Ведь я тоже был студентом. Как вы думаете, был я студентом?
— Конечно! — ответил я. — И академик проходит эту стадию развития.
— Гениально, — шепнул мне Гринин. — У тебя гениальные задатки, юноша.
Я не обижался на Гринина, пусть упражняется в остроумии, если хочет.
С широкого загорелого лица Чуднова не сходила все та же легкая, обращенная в далекие годы улыбка.
— На третьем и на четвертом курсе почти все увлекаются хирургией; это и понятно. Молодость, романтика, жажда подвига. Ну, а на пятом курсе тропинки начинают расходиться. Но вам до этого еще далеко. — Он слегка махнул кистью руки. — Не стоит и голову ломать. Все само собой определится, и однажды вы узнаете, для чего родились. А пока будьте хирургами! Я как терапевт не возражаю. — Он взглянул на часы в деревянном футляре. — Вот минуты через три — так мне сказали — кончится операция, придет заведующий хирургическим отделением, и мы вас поделим. — Он улыбнулся.
— Поделите? — спросил я.
— Да. Между мной и Золотовым.
Дверь шумно распахнулась, и на пороге я увидел красивого седого человека. Ему было лет пятьдесят. Пышная шевелюра. В черных глазах светился ум. Первая мысль, которая пришла мне в голову, была: «Профессор!» — такая же величавость движений и жестов, накрахмаленный белоснежный халат и улыбка человека, знающего себе цену.
— Здравствуйте, товарищи студенты, — сказал вошедший и сел к столику правее Чуднова.
Это и был Золотов, заведующий хирургическим отделением.
Теперь все были в сборе, и Чуднов кратко рассказал о содержании производственной практики. Затем спросил, кто в каком отделении хотел бы начать работу.
Первым откликнулся Гринин:
— Конечно, в хирургическом!
— Почему «конечно»? — спросил Золотов.
— Я привык брать быка за рога, — ответил Гринин.
— Неплохо, — сказал Золотов. — Если уметь это делать.
Врачи переглянулись.
— А вы где хотите начинать? — Чуднов обращался к нам.
— В хирургическом, — ответил Захаров.
— Я тоже. — Мне хотелось быть вместе с Захаровым.
— Нельзя же так, — сказал Чуднов. — Почему всем начинать с хирургического?
— Заговор против терапии, — сказал нараспев Золотов. — Я могу взять сразу троих. Если уж всем так хочется ко мне, могу взять. — Золотов говорил, красиво растягивая слова.
— Возражаю. — Чуднов растопырил пальцы и провел ладонью по голове, очевидно забыв на мгновение, что волос-то давным-давно нет. — Не могу отдать всех. Нерационально. У вас будет густо, а у меня пусто. А потом наоборот. Что хорошего?
Логично! Вот и пускай берет себе Гринина.
— Вы ко мне пойдете, молодой человек, — решительно сказал Чуднов.
Он смотрел на меня. Все, кажется, смотрели на меня и ждали, что я скажу. «Кто-то должен уступить», — подумал я. Захаров не уступит, Гринин, наверно, тоже. Значит, уступить должен я. Другого выхода нет.
— Пойду к вам, — сказал я.
И начал утешать себя, чтобы не было так обидно. Быть в отделении одному даже лучше: больше успею. То, что они будут делить, мне достанется одному. Когда я перейду в хирургическое отделение, все операции пройдут через мои руки, ведь я буду единственным практикантом. Вот тогда-то я и придумаю новую операцию, которую будут потом изучать в институтах. И когда я рассудил вот таким образом, то был даже доволен, что все так хорошо получилось.
Чуднов тоже, кажется, был доволен и время от времени одобрительно на меня поглядывал и улыбался одному мне заметной улыбкой. Эта улыбка как бы говорила: «Ну, вот и нашелся человек, который хочет начинать практику у меня, так что вы, Золотов, не очень-то задирайте нос».
Чуднов записал на листе бумаги наши фамилии; причем, когда я назвал свою, он усмехнулся.
Потом Чуднов спросил, где мы хотим столоваться, в больнице или в городе. Мы согласились столоваться в больнице, так как в городских столовых, наверное, слишком много времени тратится на ожидание.