— Михаил Илларионович.
Я весь вспотел и промок, задыхался, но бежал.
— Ребят позвали? — спросил я.
— Уже в больнице. Гринин будет оперировать.
— Да?
— Чуднов велел… А я как узнала у Игоря, что ты пошел в парк, так и кинулась за тобой.
Я толкнул вперед стеклянную дверь, пропустил Нину и вошел сам.
В вестибюле полусвет. Несколько человек — мужчины и женщины в мокрых плащах и блестящих накидках — молча стояли у двери приемного покоя.
— Все врачи сбежались! — шепнула мне Нина.
Врачи смотрели на нас. Их было шесть человек: терапевты, педиатры, акушер-гинеколог. Я узнал Бочкова, Ларионова бы еще сюда.
— Какая сила, — сказал я вполголоса, когда мы вошли в раздевалку. Я повесил китель.
— Сила? А толку никакого! — тихо сказала Нина. — Никто не может оперировать. И акушер-гинеколог тоже.
Я вспомнил слова Коршунова о том, что здешний акушер-гинеколог делает только аборты. А все более сложные операции выполняет Золотов.
Врачи говорили вполголоса. Акушер-гинеколог что-то доказывала невропатологу Надежде Романовне. Лицо ее выражало страдание и боль.
— Вы даже ассистировать не будете? — спросила Надежда Романовна.
— Что значит даже? — обиделась акушер-гинеколог.
— Простите, я хотела узнать, будете ли вы ассистировать.
— Я предлагала свои услуги, но Михаил Илларионович сказал, что ему нужен оперирующий врач, а не ассистент. «Ассистентов, — говорит, — у меня хоть отбавляй».
Было очень тихо. Все врачи слушали их разговор. Врачей пришло много, и все они стояли в вестибюле, не раздеваясь.
Вслед за Ниной я вошел в приемный покой. Золотов лежал на кушетке лицом вверх (сразу вспомнился Гришин отец в траве на станции в день нашего приезда). Меня встревожило необычайное выражение его неподвижного лица. Чуднов сидел на стуле и держал руку Золотова в своей, он считал пульс. Лицо Золотова выражало безысходную тоску, почти полное отрешение от жизни. Неужели он, такой сильный и волевой, приготовился умирать?
Когда я вошел, Гринин, наклонившись над книгой, читал вслух про какую-то операцию. Игорь слушал, по-детски полураскрыв рот.
Золотов часто, прерывисто дышал. Глаза его были закрыты.
Щеки Нины, порозовевшие от бега, подчеркивали безжизненную бледность лица Бориса Наумовича.
Увидев меня, Чуднов поднял рубаху Золотова, обнажил живот и сказал:
— Осмотрите, пожалуйста, и вы.
Я склонился над Золотовым. Живот твердый и горячий.
— Серьезно, — сказал я.
— Демонстративная картина, не правда ли? — спросил Чуднов тоном педагога. И добавил: — Прободная язва желудка. Борис Наумович сам поставил диагноз. И я солидарен с ним.
Золотов очнулся, приоткрыл глаза. Тихо спросил:
— Василий Петрович возвратился?
— Пока нет, — ответил Чуднов, — но телеграмму ему послали. В Москву тоже телеграфировали.
— А позвонить никто не догадался? Иногда это быстрее, чем телеграмма, — сказал Золотов.
— Звонили. Сам звонил, — сказал Чуднов.
— Но ждать нельзя, — сказал Золотов. — Как вы полагаете, кто из студентов справится лучше?
— Вам виднее, Борис Наумович. Как хирургов, я их маловато знаю, — сказал Чуднов.
— Николай Иванович здесь? — спросил Золотов.
— Здесь! — сказал я.
— А Юрий Семенович пришел? — спросил Золотов.
— Да, да! — сказал Чуднов, поглаживая руку Бориса Наумовича. — Пришел! Вы не волнуйтесь. Теперь все будет хорошо.
У Гринина вспыхнуло лицо. Слово «теперь» имело к нему самое прямое отношение.
— Ну, так кому делать? — спросил Чуднов, глядя в лицо Золотова.
Золотов не отвечал.
Чуднов еще несколько раз спросил.
— Ну что же такое?.. Как же? — Оглянулся, а посоветоваться и не с кем. — Скорее пойдемте в ординаторскую. — И жестом показал Нине, чтобы она оставалась возле Золотова.
Да, отныне это был уже не Борис Наумович, грозный, неуступчивый заведующий отделением. Это был обычный больной.
Из приемного покоя мы вышли в вестибюль. Ни души. Врачи, поняв, что ничем не могут помочь, разошлись.
И лишь в коридоре хирургического отделения акушер-гинеколог продолжала что-то доказывать невропатологу Надежде Романовне.
— Вы не посидите у Бориса Наумовича? — спросил у них Чуднов.
— С удовольствием, Михаил Илларионович!
— Как же!
Делая друг другу какие-то знаки, они пошли к приемному покою.
В ординаторской мы уселись на диван, но Чуднов поднял нас и спросил:
— С диагнозом все согласны?
Мы были согласны.
Чуднов сказал:
— Нужна срочная операция. Ждать Василия Петровича и врача из Москвы не будем. — Он выпустил изо рта несколько клубочков.