Выбрать главу

   Азуми обладала способностью переключаться с пятого на десятого. Рен не всегда успевал за ходом её мысли.

   - Правда, здорово получилось? Людям свойственно отрицание самих себя, но если присмотреться, демонов не трудно вытащить на поверхность.

   - Азу, твои картины...Они очень сложные.

   - Но они впечатляют, верно? Я не говорю о том, что их сможет понять каждый сумасшедший тип.

   Рен чихнул

   - Вот именно об этом, я и говорю. Ты такой же ненормальный, как и я. Замри, я рисую твои губы.

   У неё были изящные руки с тонкими длинными пальцами. Очень красивые по сравнению с остальным немного нескладным ассиметричным телом. Они плавно двигались над холстом, словно свершая сложный и непонятный танец, полный внутреннего экстаза, столь свойственного самой художнице.

   Азу рисовала его углём, и это было очень возбуждающе.

   Рен остался у неё на всю ночь, но они так и не стали настоящими любовниками. Был секс, короткий и бурный по - пьяни, но видимо для настоящего чувства они были слишком разные. Наутро оба смотрели друг на друга с неловкостью и смущением, столь свойственные людям, перед тем как разбежаться в разные стороны.

   Тем не менее, Рен вернулся днём, а затем позвонил и пригласил художницу на кофе. Они шлялись по улицам и болтали ни о чём, испытывая удивительную лёгкость и свободу в обращении друг с другом.

   - Что бы стать хорошими друзьями, иногда необходимо переспать. Точно тебе говорю! - Не раз повторяла Азуми, комментируя тот факт, что они так неожиданно тесно сошлись. У Рена имелось собственное объяснение, впрочем, он никогда не задавался вопросом: Почему именно Азу?

   Что - то связало их вместе и он часто приходил в мастерскую Азуми или в её скромную квартирку на Д - авеню. Не раз он встречал у неё разных мужчин и женщин. Некоторые, по словам Азу были её натурщиками и партнёрами, такими же неприкаянными художниками, как и она сама. Азу мечтала устроить выставку, и иногда её работы красовались на улицах и в витринах магазинов. Но это приносило немного денег, так же, как и подработка, портретами на заказ.

   Впрочем, Рен тоже не мог похвастать доходами. По вечерам он работал официантом в баре. С учётом чаевых, это позволяло вполне сносно сводить концы с концами, оплачивать аренду и временами позволять себе потратиться.

   Он снимал двухкомнатную квартиру в Т - м квартале.

   По ночам работал, днём учился в универе. Халтурил лаборантом на кафедре, а вечерами подвизался разносчиком и курьером.

   У Аллена болела мать. Деньги регулярно утекали, покрывая внушительные больничные счета с множеством нулей, без страховки, начисляемых, словно из воздуха.

   Но два месяца назад, она умерла и вот, молодой человек неожиданно оказался предоставленным сам себе.

   Для него это было непривычно. Остаться совершенно одному в этом большом и шумном городе, куда они переехали в поисках лучшей доли, как это часто случается в разведённых семьях, при попытке начать жить с нуля. Правда, отца Рен не знал. Сколько он себя помнил, они вечно кочевали с места на место, жили в трейлере на окраине пригорода. Он менял школы одну за другой не успевая обрести друзей, и обрасти связями, как они снова срывались и переезжали. Мать говорила, что разведена, но на тот момент Рен был слишком мал, что бы понимать истинное положение вещей и совершенно не помнил, что бы у них водился дом, собака, и все те мечтательные рассказы матери, которыми она кормила его вместо завтрака, собираясь на работу, а Рена закидывая в школу.

   Аллену исполнилось шестнадцать, когда у матери началась болезнь Альцгеймера спровоцировавшая психическое расстройство. Собственно, они тянули, сколько могли. Переехали в большой город, надеясь обустроиться и получить нормальное лечение. Но у миссис Ален не нашлось страховки и выяснилось, что она нигде не работала официально. Она устроилась в бар, рядом с домом, Рен поступил в колледж. Казалось, жизнь постепенно налаживается, предоставляя короткий блаженный период отдыха, когда ты знаешь, что существует беда и болезнь, но они существуют где - то далеко. А будущее такая вещь, в которую не хочется заглядывать, если это представляется неприятным.

   Но затем матери стало резко хуже. Провалы в памяти участились, превратившись в дезориентацию и неспособность выполнять сложные самостоятельные действия. Иногда она откровенно забывала, где находиться, что делает. Могла уйти на улицу, не имея представления, куда и зачем идёт, падала в обмороки, страдала паническими атаками. С каждым днём становилось всё сложнее и сложнее с этим справляться. У неё начали дрожать руки, она разбивала посуду, которую не могла удержать.