Он выбрался из расщелины и настороженно замер. Вроде бы ничего подозрительного. Пологая ложбина, ставшая приютом для сорвавшихся с крутизны камней. По самому краю — кустарник, за ним снова скалы. Тишина, покой. Что же тогда насторожило? А вот… Взгляд притягивала полоска-тропа. Чья? Человек здесь ходит или зверь? Тропа терялась в зарослях. Присмотрелся — верхушки кустов сомкнуты — и успокоился: кабаний лаз, человеку там не пробраться. Порадовался своей наблюдательности, а еще больше — подготовке: впервые ступив на землю, ориентировался не хуже аборигена.
Прячась в камнях, он обогнул ложбину, полез по скальной стене. У верхней кромки, не зная еще, что за скалой, вновь притаился. С той стороны шел тугой шелестящий шум. Определил безошибочно — шумит вода. Должно быть, там ущелье, а внизу ручей, речка. Что-то еще заставляло осторожничать. Он задержал дыхание, а когда втянул воздух, почуял горький запах дыма. Где дым, там человек.
Медленно, чтобы не обнаружить себя резким движением, он вполз на гребень скалы, прильнул к нагретому солнцем камню.
Все угадал: ущелье, речка, струйка дыма от костра. Картину дополнял растрепанный порогами водопад, а ниже по течению, на песчаном выносе, — оранжевая палатка. Но где же люди? Он жадно обшаривал ущелье глазами. Никого! Что, если они первыми заметили его и сейчас, спрятавшись, следят за ним? Маловероятно: он был предельно осторожен. И все же луч.- ше убраться с гребня.
Короткими прыжками он скользнул вниз по склону.
— Это трудно объяснить, Сэт, что творилось со мной. Мы много говорим о братьях по разуму, инопланетянах, но когда они рядом и встреча вот-вот, — теряешь власть над собой. Есть, наверное, гипноз обстоятельств. Меня неудержимо тянуло к палатке, к костру.
— Ты был, конечно, с биоником?
— Как же иначе? А что? Почему ты спросил?
Осторожничал, таился — и надо же! — чуть не налетел на нее. Спустившись к водопаду, стал огибать влажный от брызг валун и едва сдержал шаг: она сидела на расстоянии вытянутой руки. Замерев, он оторопело смотрел на обнаженную спину, на запрокинутую к солнцу голову, различал даже, как подрагивала на плече прядь волос.
Потом он увидел ее же у костра. Должно быть, она искупалась под водопадом. Teлo влажно блестело, с концов волос стекала вода. Вытащив из кучи хвороста прут, она проверила котелок, тем же прутом поправила огонь.
Из укрытия он ловил взглядом каждое ее движение. Зачем-то ей понадобился рюкзак. Присев на корточки, долго рылась в его карманах. Лицо озабоченное. «Где у нас соль, не помнишь?» — спросила, ни к кому не обращаясь. Отозвалась палатка: «Поищи, сама же собирала». С минуту она еще ворошила рюкзак, извлекая свертки, банки. «Подгорает. Слышишь, Серый?» Из палатки выбрался тот, кого она назвала Серым. «Вот же, в банке из-под кофе». Обиделась: «Попробуй тут найди! А говоришь, я собирала»…
— Они были молоды и, по людским понятиям, красивы. По мне тоже — красивы. Красота для всех красота, в ней живет гармония, душа мирозданья. Их влекло друг к другу, им было хорошо вдвоем, и ни в ком больше они не нуждались — ни он, ни она. А тут я…
— Тебе следовало бы снять бионик.
— До того ли было? Я и забыл о нем.
Неожиданно они ушли. Оставили все и ушли. Даже костер не притушили. Недалеко, должно быть, и ненадолго. Из одежды ничего не взяли, в чем были — она в купальнике, он в шортах. Не сговаривались: постояли над скатеркой с разложенными продуктами — чего-то там не хватало, — разом рассмеялись и сорвались с места.