Это было вчера. А утром, просматривая новый график, программисты обнаружили, что абонента НХ-78003 в программе нет. Двенадцать минут — прочерк, нулевое время. И если бы только это. Он все-таки расшифровал индекс, назвал фирму и отказался работать на нее наотрез, навсегда.
Было, было отчего бурлить Нью-Беверли. А день стоял ясный, тихий, голубоглазый. Парк просвечивался насквозь, дышали смолой сосны, азартно пересвистывался птичий народ. И откуда света столько взялось, столько воздуха… Марио шел, жмуря глаза, с перехваченным дыханием — от солнца, от озона, а думалось ему, что это взгляды беверлинцев горячили кровь и несли его над землей.
Он пересек поляну, не останавливаясь, прошел ворота. Бронированные створки были уже разведены. Часы показывали двенадцать. Пошло нулевое время. После яркого дневного света полумрак под сводами Башни казался непроглядным. Медленно, по частям, как проявляется изображение на фотобумаге, обозначилось слабое свечение, потом овал яйца, пока еще без постамента. Яйцо словно плыло, парило в воздухе. Сесть ему не предложили.
— Мы теряем время, — прервал тишину голос. — Говори.
— Сегодня такой день… — с ударением на «такой» сказал Марио.
— Прекрасная погода, знаю. Или ты о событиях?
— Тебя уничтожат. Когда всем надоест, тебя уничтожат.
— Может, я этого и добиваюсь. Такое тебе не приходило в голову?
— Зачем?
— Спроси у самоубийц. Каждый день кто-то расстается с жизнью.
— Они от отчаяния.
— Я тоже в отчаянии. Или, считаешь, у меня такое не может быть? А ты представь. Попробуй.
— Опять игра?
— Хорошо, оставим… Я слушаю.
Глаза освоились. Марио уже видел свое отражение в мраморе постамента. Неестественно вытянутая, сломанная фигура… Ее зовут Несса, восемь с половиной лет.
— Я мог бы сходить к той девочке, о которой ты говорил. Если хочешь.
— Нет, зачем же. Мне пока от тебя ничего не вадо.
— Пока… Никто не может сказать, зачем я вообще здесь.
— Тебя это беспокоит? Ты — Сын. Разве дети спрашивают, зачем они родителям?
— Это тоже игра, да?
— Марио, время на исходе. Ни о чем больше не хочешь спросить? Мне показалось…
В кармане лежал оранжевый конверт.
— Кто-то назначил мне свидание, — вспомнил о записке Марио.
История с письмом, казалось, не произвела впечатления. Да и чего он ждал? В контексте всех событий это была такая мелочь!
— А ты сходи, — сказал голос. — Даже любопытно.
Улицу запрудил людской поток. Марио включил мотор, ожидание предстояло долгое. Вереница невесть где начиналась и невесть где кончалась. Транспаранты не оставляли сомнений антивоенная демонстрация. Люди шли неторопливо, вразброд, как на прогулке в праздничный день, переговаривались, улыбались, глазели по сторонам. Было что-то неестественно-противоречивое во всем этом шествии — гневно кричащие лозунги и праздный настрой толпы. Может, там, на месте сбора, когда они собьются, уплотнятся и над площадью загремят речи, — может, там все будет по-другому, но сейчас, казалось, им доставляло удовольствие идти по улице и вызывать любопытствующие взгляды.
Опустив боковое стекло, он рассматривал демонстрантов. В основном молодежь и старики. Много женщин, некоторые с детьми. Почти нет мужчин средних лет, эти на работе. Хотя нет, попадаются. Вот этому лет тридцать. В отпуске или выходной. Может безработный. Конечно, безработный, на лице написано. Марио таких по выражению глаз узнавал.