— А он? Он знает? — спросил Марио.
— Думаю, что да. Потому и капризничает.
— Теперь посвящен и я. Вы не рискуете? Вот вернусь в Нью-Беверли и все расскажу.
Брюнет хмыкнул. Силинда остановила его взглядом.
— Вам не поверят, — сказала она.
— Вот как? Почему?
— У вас… — она помедлила, подбирая слова. — У вас слишком богатое воображение. Слишком, — подчеркнула она. — И кое-кто об этом догадывается. Доктор, например. Он почти убежден, что вы нуждаетесь в медицинском надзоре. Но если мы станем друзьями, он будет молчать.
— Эгон Хаген? Вы можете повлиять?
— Это наши заботы, — вставил Гликоу. Чувствовалось, что ему не терпится перехватить инициативу в переговорах, у него они пошли бы если не успешнее, то по крайней мере быстрее. Но Силинда, видимо, считала, что вступать ему еще рано.
— Не думайте о нас плохо, Марио, — мягко сказала она. Мы обычные деловые люди и, поверьте, предпринимаем все, чтобы Нью-Беверли процветал. Это нужно не только и не столько нам — для той же науки. Большой Мозг — это и наше создание. Может, позднее вы узнаете больше к тогда убедитесь, что я не преувеличиваю. Но что-то мы не учли, возможно, ошиблись. В последнее время Он стал излишне, как бы это сказать, сентиментальным, что ли… нет, скорее моралистом. Во всем Ему чудятся какие-то злокозни, и боится, чтобы Его не использовали во вред, представьте, человечеству. Да, да, настоящая гигантомания: Он и Человечество. Кто бы мог подумать, что в Нем разовьется такое сомнение… Абонент НХ-78003 — крупная солидная фирма, но Ему почему-то показалось, что ее деятельность антигуманна…
— Не показалось. Он это знает точно, — заметил Марио. Фирма процветает на военных заказах, притом сомнительных.
— Приятно, что вы защищаете. — Силинда снисходительно улыбнулась. — Но адвокат из вас не получится. Ие обижайтесь. Будь вы лучше знакомы с большим бизнесом… Кто сейчас не связан, как вы выразились, с военными заказами. Но мы, кажется, отвлеклись.
— Даже слишком, — с раздражением сказал Гликоу. Он подался вперед, к Марио. Еще бы немного и костюм лопнул бы по швам. — Короче, мы наводим в Нью-Беверли порядок, и вы нам в этом поможете.
Сказано было достаточно энергично. Марио смотрел, как прямо перед ним шевелились и дергались усы. Почему они стали вдруг рыжими?
— И что бы вы хотели? Что-то надо сделать?
— Вам — только говорить, делать мы будем сами. Для начала передайте этой груде мозгов, пусть хорошенько подумает. Если не бросит свои штучки, мы сделаем Ему больно. Так и скажите: сделают больно.
— Почему бы вам самим не передать? Насколько я знаю, это так просто…
— От кого, от чьего имени? — Усы взметнулись и уставились на него, они снова были черными. — Вам же сказано: нас нет. Мы есть и нас нет, не существуем. Так трудно это уяснить?
— Допустим, я передам. Но опять же от кого, если вас нет. Не от себя же…
— Придумайте что-нибудь сами. — Усы мелко задрожали. Скажите, какой-то террорист, агент, просто подозрительный тип — нам все равно, и все будет правдоподобно. Охотников такого рода много. Так что, кстати, слушайтесь Полковника он не зря вас опекает, предосторожность далеко не лишняя.
Усы сопровождали Марио до самой машины. Им хотелось что-то сказать, чего не слышала бы Силинда Энгл. Она предполагала, что именно будет сказано, но, видимо, ничего против не имела, потому и отпустила их вдвоем. Мужчины иногда лучше понимают друг друга и быстрее договариваются. «Не забудьте ваш сувенир», — напомнила она о зажигалке, которую Марио чуть было не оставил на столе. Силинда проводила их блистательной улыбкой.
Марио уже сидел за рулем и заводил машину, когда усы влезли в боковое окно.
— Не распускай язык, так будет лучше. Она права — кто станет слушать сумасшедшего. И еще запомни: эта женщина вне подозрений, что бы ты там ни наплел.
…а когда она удивится, он подойдет, обхватит ее лицо ладонями, уткнется в пахнущие креветками волосы… Спит или лежит в темноте с открытыми глазами? Я здесь, я рядом. Разве не слышишь, как стучит мое сердце? Это небо захотело, чтобы мы снова увиделись… Осторожно, боясь раздавить ботинками тишину, он подобрался к приоткрытому окну. Шорох, возня. Или показалось? От окна до двери два шага. Он прильнул ухом к шершавой доске. И тут взвыла шальная собака. Учуяла что или от тоски, звала кого или гнала одиночество. Откуда она здесь взялась? «Да уйми ты ее, суку, душу вымотает». Голос шел из-за двери, низкий, злой, не как у старика. Потом шаги босых ног. Марио отпрянул, прижался спиной к стене. Тонко скрипнули петли… Вскрикнуть она не успела, он зажал рукой рот. И никакого удивления, в глазах пустота, словно их заморозило…