44
Следователь. И много выпили?
Ухов. Я или вместе?
Следователь. И вы, и он.
Ухов. Бросьте делать из этого историю! Трезв он был. У меня и оставалось-то на донышке. Нацедил полкружки, он и то не допил. Одни разговоры.
Следователь. Как же вы столковались? Терпеть друг друга не могли, держались на расстоянии и вдруг — собутыльники.
Ухов. А я добренький, когда под этим делом, любой собаке друг. Вижу, скучает наш общий любимец, пригласил. Пошли, говорю, вместе пощебечем,
Следователь. О чем же вы… щебетали?
Ухов. Спросите о чем-нибудь попроще.
Следователь. Может, о Монастырской?
Ухов. Может, и о ней… А вы помните, к примеру, какой у вас был с соседом по дому разговор месяц назад, когда вы во дворе стучали в домино?
Следователь. Помню, если назавтра сосед исчезает… Куда от вас пошел Полосов? Или тоже подзабыли?
Ухов. Шлялся по лагерю и его окрестностям.
Следователь. Потом?
Ухов. Полез к ней в палатку. Вас это интересует?
Следователь. Вы видели, что полез?
Ухов. С чего бы она так разъярилась? Выскочила пантерой, вцепилась когтями, я едва разнял.
Следователь. Видели, как он пошел к Монастырской, предполагали, чем может кончиться, и не остановили, не отсоветовали.
Ухов. Я что, евнух, чтобы гарем сторожить? У них какие-то шашни, причем тут я?
Следователь. Что дальше, куда вы повели Полосова?
Ухов. К нему в палатку. Уложил и пошел к себе. Спать-то надо. Потехе — час, сну — время.
Следователь. Уложили, говорите. Но он не ложился, даже не развернул постель. Вы, видимо, не отдаете отчета, что любая неточность в показаниях оборачивается против вас. Вы последний, кто был с Полосовым.
45
Монастырская. Больше я его не видела.
Следователь. Никто не видел, а спохватились почти через сутки, уже к вечеру следующего дня. Неужели вас не встревожило его отсутствие утром, днем?
Монастырская. Была уверена, что он в лагере, и мне никто ничего не сказал. Проснувшись, вначале решила не идти на завтрак, не хотела встречаться с ним. Потом все-таки пошла, чтобы не вызывать лишних толков. Ночная история переполошила весь наш курятник, меня буквально терзали взглядами. Я боялась голову поднять, не то что с кем-то говорить. Это уже потом узнала, что Валентин не завтракал, не объявился к обеду. Ко мне подошел Малов, спросил, что произошло ночьюи куда запропастился статист, будто я должна была знать. Я огрызнулась: когда он заявится, у него и спросите, ко мне же не приставайте. Конечно, я забеспокоилась: дурак, думаю, нашкодил и теперь прячется со стыда… К шести вернулась; из города Лариса. К тому времени я уже не на шутку запаниковала, и мы вместе полезли в ущелье — то самое, где эхо. Надеялись, что он там. В лагерь возвратились затемно. Теперь уже всполошились все. Жгли на верхней площадке костер, Малов пускал ракеты…
Следователь. И что вы подумали, какие у вас были предположения? Именно тогда, в тот день.
Монастырская. В голову лезло всякое. И со скалы, сорвался, и змея укусила. Может, где ногу сломал, и ждет помощи. Но о самом плохом старались не думать, надеялись, вот-вот заявится.
Следователь. А о том, что он мог покончить с собой?
Монастырская. Что вы! Из-за чего? Ведь не было никакого повода.
Следователь. Давайте, Ирина Константиновна, внесем некоторую ясность. Мы встречаемся с вами не в первый раз, и у меня сложилось впечатление, что вы не совсем четко представляете, кто был Полосов. То вы говорите о нем как о не вполне нормальном человеке, чуть ли не идиоте, то не прощаете ему даже самых безобидных странностей, какие могут быть у каждого из нас.
Монастырская. Если бы только странности…
Следователь. Тогда и подходить к нему надо с другими мерками. Вот вы сказали, не было повода, чтобы покончить с собой. Это по вашим понятиям. А мне ничего не стоит доказать, что Полосов не мог поступить иначе, у него не было выхода. Он стал жертвой тех обстоятельств, какие сложились у вас в лагере. Я не преувеличиваю. Если он остро, феноменально остро чувствовал настроение и состояние любого человека, то, вероятно, не менее остро воспринимал и общий настрой, обстановку вокруг себя. А обстановка, согласитесь, была для него крайне тяжкая, я бы даже сказал, враждебная. Все, буквально все были настроены против него.