Выбрать главу

– Горько! – орет Петечка. – Горько!

Жених с невестой растерянно переглядываются, целуются все же, слегка.

– Еще, еще! – не унимается Петечка, коньяка уже хлопнул.

Да погоди ты, дай людям рассесться, налить! Между гостями много пустот, мы протискиваемся, занимаем их.

Смотрите-ка, официант-негр!

– Послушай, э-э… милый, приборов нам принеси, – просит Сом. – Как объяснить этой Лумумбе, что у нас едят вилками?

Теперь, когда мы пришли, сцена полна людьми.

* * *

Сцена полна людьми, и самые интересные – не Сом и не туловище, даже не трагическая Анестезия и уж, конечно, не математики – мы в театральный пошли, чтоб математику не учить. Родители Милочки – вот кто! Мы первый раз с ними видимся.

Мы – первый, а они между собой – второй: заделали Милочку и – привет. Как мамашу ее зовут, предстоит выяснить, а подполковника мы сразу же, не сговариваясь, прозываем Вершининым. Мила его разыскала, сообразительная. Кто-нибудь помнит имя-отчество того Вершинина, настоящего? Этого Эмилем зовут. Мила, значит, – Эмильевна, ну и ну!

Мамаша ее и Вершинин хоть и рядом сидят, но не вместе, не рядышком, так что Алена втискивается между ними и говорит так:

– Когда я была девушкой, то читала “Анну Каренину” совсем иначе, чем когда стала женщиной. Помните, как Левин потерял интерес к Кити, после того как она родила? У меня тоже был знакомый, который пять раз женился и каждый раз после родов оставлял жену. Вас, простите пожалуйста, как зовут?

Алена – на стороне женщины. На Вершинина – никакого внимания, будто нет его. Рыжий такой, фактурный мужчина. Сидит улыбается.

– Теплая, – говорит, – осень. Повезло с погодой.

Понятно. Есть такая профессия – Родину защищать.

Сом, замечаем, с ним уже переглядывается: не сесть ли им вместе? не выпить ли за более близкое, так сказать?..

– Хорошо тут, в Замоскворечье, мне нравится. В этой части своей Москва не хочет казаться Европой, не правда ли?

Вот что, не умничай, подполковник! Дадим тебе слово. Во благовременье.

Как все-таки зовут маму Милочки? – Кира. – А полное имя? – Валькирия, – кричит Петечка. – Так, этому больше не наливать! – Мы подхватываем: Валькирия! Что-то грузинское, менгрельское, точно! Знаете анекдот про коррозию? Не про коррозию – про коррупцию! Никто не обидится, грузин нет? Да скажет же кто-нибудь тост?!

Кира и скажет. Встает – молодая еще женщина и вполне себе ничего, только стричься зачем так коротко?

– Мы счастливы, что наша дочь… – заметили это “наша”? – попала в семью к замечательным людям, в замечательную компанию. Многих из вас мы видели в театре, в кино и по телевизору…

Ха-ха! И еще увидите, у вас же теперь – домашний кинотеатр!

– У вас же харман-кардон! – кричит Петечка.

– …А Милочку я научила, – продолжает Кира, – чтобы был порядок в шкафах и в доме пахло пирожками. И еще у нее всегда есть желание, чтобы было все хорошо, понимаете?

Выпьем! Откуда это про порядок в шкафах?

Милочка улыбается, шепчет Кириллу на ухо. Тот оглядывается. Мать. Возвратилась с воздуха. – Что, полегчало? – Машет рукой: а!

– По японскому календарю… – начинает свою речь Алена.

Сом грохает по столу:

– Япона мать! – сегодня он как-то особенно красноречив.

Праздник набирает обороты.

Мы желаем молодым всего: состариться на одной подушке, быть вместе, пока, пока…

– И потом, потом! – кричит Аленушка, она верующая. Раздобрела очень, как стала в церковь ходить, поправилась.

И деток, конечно же. Плодитесь и размножайтесь. А может, невеста уже в положении? Зачем иначе выскакивать замуж в девятнадцать-то лет?

– По поводу “и потом” позвольте историю… – просыпается вдруг Вершинин.

Надо бы, подполковник, этикету тебя подучить. Дай же договорить даме!

Чего еще пожелать молодой семье? Достатка, естественно.

– Если едете под мостом, а на мосту поезд, – Аленушку не собьешь с толку, – держитесь за кошелек… Или еще лучше – выйти к молодому месяцу и попросить: месяц, дай денежку.

– Очень способствует, – кивает Петечка. – Даже в доме можно свистеть.

Нет, в доме свистеть нельзя, в театре – тем более.

Хорошая свадьба, весело. Время от времени Мила с Кириллом дотрагиваются друг до друга губами, уже безо всякого “горько”.

Может, скажет кто-нибудь из коллег? Вон они сидят, математики. Симпатичная публика. Не спились, не стусовались ребята, учатся. Не всем быть артистами. Встает длинный, – о, Господи! – в трениках!

– Большой, – шепчет Алена, – талант. – Все успела узнать.

Получил недавно важную премию. Финскую. Имеет право ходить без брюк.