От перенапряжения сил Николай Иванович даже снова сел на лавку купца Уськова. Мысль работала гигантскими скачками… «Равенство позволяет мужчинам эксплуатировать женщин»… «мужчины сумели включить в мировой труд слабую половину человечества, заставить их работать, обставив это как победу слабого пола»… «женщина не может отказаться от материнства, а равноправие добавило к этому еще и небывалый тяжкий труд, который раньше ложился на плечи мужчин…», «обманув доверчивых и слабых женщин через эмансипацию, мужики заставили их по своей воле взять половину своей работы»…
И теперь еще есть голоса, которые твердят нам, что и до Кудельникова были люди, догадывающиеся о тайных пружинах «муже-масонского затвора». Называют книгу Юдифь Ждиль «Порабощенное сердце» (Нью-Йорк, 1988), серию статей журналистки Е. Лосото в «Комсомольской правде» (см.). Но тут я скажу — это все были вопли рабынь, выкрикнутые как бы изнутри кошмарного труда, в пучину которого их повергли изверги-мужики и о котором теперь, конечно, и помыслить невозможно. Однако это все не было системой, научным мировоззрением.
Кудельников потому велик, что понял ключевой механизм несправедливости. До него конфликты искали в цвете кожи, национальности, в классах, в религиях. Он первый осознал, что все это мелочи на фоне главного различия: он понял, что есть два пола, и, стало быть, между ними всегда будет борьба.
Женщина может то, чего не может ни один мужчина мира, — она может рожать детей. На этом строится паритет, равноправие сил: женщина рожает, мужчина берет на себя заботу о хлебе насущном. Женщина внешне зависима, но внутренне свободна: она не должна работать вне дома. И только в XX веке тайные пружины мира были сломаны, и мужчины руками женщин-суфражисток, этих агентов мирового маскулинизма, поработили женщин. К чести большинства женщин надо признаться, что они боролись за свое рабство, но где им было победить, им, домашним, тихим, нежным; любовницам, матерям и женам — когда против них выступали дикие и грубые суфражистки, за спиной которых стоял масонский заговор мужиков.
Не стану утомлять читателей историей вопроса, который блестяще разработан Николаем Ивановичем Кудельниковым в его так называемом «Втором послании к женщинам Медыни» (тетр. 7, хран. 12-X. Отдел редких рукописей ВГБИЛ). Главный вывод работы: равноправие победило, поставив женщин в положение эксплуатируемого пола. Начали появляться странные фигуры женщин-директоров, женщин-космонавтов, инженеров или строителей железных дорог, кайлом и лопатой, молотом и ломом в желтых жилетах на железнодорожном полотне отстаивавших свое право на равный труд с мужчинами. Интересующихся историей порабощения отсылаю к «Кудельниковскому историческому архиву» (Ленинград, Публичная библиотека имени М. Е. Салтыкова-Щедрина, Й6-ят).
Николай Иванович осознал все это в один миг, он словно заглянул в пропасть, словно упал в кипящую воду. Ему надо было немедленно поделиться своим открытием. Он вскочил со скамейки купца Уськова и стремглав кинулся туда, куда во всякое счастливое и горестное время бросается советский мужик, — к жене. Он пробежал, задыхаясь, целую улицу и еще издалека услышал запах горелого лука, который Нина Васильевна пережарила для заправки к борщу. Он не придал этому значения, и напрасно, потому что сгоревший лук привел его супругу в крайне раздраженное настроение.
Всклокоченный и потный предтеча новой сексуальной революции, Николай Иванович Кудельников вбежал в калитку, заставив собаку, добрейшего Троллейбуса, бегавшего на цепи вдоль проволоки, броситься на хозяина и разорвать на нем штанину; но он не обратил на это ни малейшего внимания. Он ворвался в кухню, где распаренная Нина Васильевна одна боролась с заправкой для борща.
— Я понял! — закричал Николай Иванович с порога. — Я понял! Во всем виноваты сами бабы!
Нина Васильевна побледнела и вышла на террасу. Она давно, да собственно, она всегда ждала от своего мужа какой-нибудь выходки. Но все же не этого и не в такой момент!
— Взял жировку? — спросила она хрипло и спокойно. И словно далекий рокот грома прокатился над Медынью, и на крышу террасы упали первые капли дождя. Но ничего этого не заметил Николай Иванович.
— Да нет, — сказал он. — Эта дура Пузырева убежала за дефицитом.