Она протянула руку, коснулась его лба.
— Пора, Стоуни. Пора уже снять маску, показать, кто мы есть, стать свободными. Тебе покажется, что ты первый раз в жизни дышишь по-настоящему. Нам обоим так покажется. Ритуалы…
— Ритуалы?
— Ритуалы — ключи, которые отпирают множество дверей, — шепотом произнесла она, впиваясь в себя ногтями. Тонкая струйка крови побежала там, где ногти расцарапали кожу. — Фэйрклоф знает их. Он знает, как открыть… — Она улыбнулась, сверкнули белые зубы. — Знаешь, Стоуни, я была там, когда твой брат резал ее. Окровавленная, твоя подруга была прекрасна. Он ударил ее больше ста раз. Кровь лилась по всему ее телу, она проникла в нас, мы были помазаны ее кровью…
Стоуни чувствовал., как что-то разрастается в нем. Он выхватил нож Вэна.
— Лучше заткнись!
— Это тот самый нож, — сказала Диана — Тот самый. Твой брат рассказал, что он чувствовал, убивая ее? Как у него от этого встало? Как он ощущал волну за волной…
Стоуни шагнул к ней, угрожающе подняв нож.
— Лучше заткнись! Я не желаю слушать…
Ее голос звучал у него в голове, рассказывая, показывая ему все…
Вэн втыкает нож в грудь Лурдес…
Взгляд, полный ужаса, боль, страх Лурдес, которая пытается закричать, но нож вонзается ей в горло…
— Нет! — закричал Стоуни, зажмурив глаза, а когда открыл их, оказалось, что он же вонзил нож в Диану.
Мгновение он недоуменно смотрел на собственный кулак, сжимающий нож. «О господи, что, черт возьми, происходит? Что я наделал? Что это такое?»
Он поглядел ей в глаза.
Спокойствие охватило его, потому что в голубых озерах ее глаз он увидел теплоту и, да, даже любовь.
— Ты сделал то, что нужно было сделать, — шепотом сказала она.
Очнувшись, он выдернул нож, раскрыл рот, чтобы заговорить, но только слабый вздох слетел с его губ.
Он услышал треск, будто разрывалась бумага, потом послышался звук выплескивающейся воды и грязи…
Диана Краун разрывала собственную плоть около сердца, в том месте, куда вошел нож…
Яркий свёт паучьей сетью расползся по ее телу, поднялся до лица, вспыхнул в глазах…
Она начала…
«О боги, нет!»
…Вылезать из кожи, пока всполохи сбегали вниз по ее лицу, к подбородку, затем на шею и туда, где зияла рана…
ЛУННЫЙ ОГОНЬ!
ЛУННЫЙ ОГОНЬ!
Что-то в нем хрустнуло, он попытался сжаться в комок, в позу зародыша…
«НЕ ЖЕЛАЮ НА НЕЕ СМОТРЕТЬ.
НЕ ХОЧУ ЕЕ ВИДЕТЬ.
ТОЛЬКО НЕ ТО, ВО ЧТО ОНА ПРЕВРАТИЛАСЬ.
ТОЛЬКО НЕ ЭТО».
Тошноту поднималась от желудка к горлу, но он сдержал ее и заставил отступить.
«НЕ СМОТРИ НА НЕЕ, НЕ БУДЕШЬ СМОТРЕТЬ — НЕ УВИДИШЬ…»
— Плоть — это лишь оболочка, покрывающая нас драпировка, — невнятно пробубнило существо, которое было Дианой, когда вспышка Лунного огня окончательно поглотила кровоточащую эластичную кожу…
ИЗГНАННИК ГЛЯДЕЛ НА НЕГО ГЛАЗАМИ, ПОЛНЫМИ ЛУННОГО ОГНЯ.
«Что ты такое?
Что, черт побери, все это значит?»
Ее тело обратилось в нечто, похожее на сонм вращающихся пылающих молекул, тысячи светлячков кружились, образуя облако в форме тела молодой женщины, которая…
«Открылась. Освободилась».
Она отвечала ему внутри его разума:
«Мы то, чем люди лишь мечтают стать. Нас коснулся Божественный Огонь, Стоуни, тебя и меня. Тысячи лет назад люди и боги были равными, но эра магии и богов надолго позабылась, до этого мига, Стоуни, до этого мига! Ты самый сильный из нас, только ты не знаешь того, что внутри этой слабой человеческой плоти скрывается Божественный Огонь иных миров! Мы с тобой первые, и твой ребенок, зреющий в ней, означает для нас будущее. За нее не беспокойся, она ничего не чувствует. Для нее все похоже на крепкий сон, а когда она проснется, то не вспомнит ничего, но принесет тебе ребенка, и в этом ребенке будет течь твоя кровь…
Они десятилетия потратили на то, чтобы осуществить подобное рождение, но ничего не получалось. Молодые девушки сгорали в этом огне и не могли зачать… Но потом появились мы, ты и я… Они думали, я не смогу это сделать, но у меня получилось… и у тебя тоже… а они…»
Стоуни закричал:
— Кто эти «они»?
Существо, стоявшее перед ним, существо, вокруг которого полыхала огненная аура, раскрыло рот и ответило:
— Посвященные. Верующие. Те, кто верит, те, кого оно коснулось.
— Что коснулось?
Свет существа задрожал, сделался кроваво-красным, глаза его были мрачными и — недобрыми.