Отец Джим сумел успокоить Энджи Кроуфорд за несколько минут до появления на свет ребенка, испачканного кровью, утомленною прохождением по родовым каналам. Энджи пропускала по паре глотков пива каждый раз, когда боль немного стихала, и потом рассказывала сыну, что это были самые легкие роды в ее жизни. «Ничего удивительного, ведь к тому моменту, когда все завершилось, мы с тобой оба были пьяны в стельку», — смеялась она Взяв младенца на руки, молодой священник заплакал А Джонни Миракл, как говорят, задрал голову к небесам, навстречу льющимся потокам дождя, и прокричал: «Это самый кровавый ребенок, какого я когда-либо видел! Это самый кровавый чертов ребенок, какого я когда-либо видел! Я в жизни не видел столько чертовой кровищи!»
Поскольку Стоуни рос в маленьком городишке, он не раз слышал подробности этой истории от многих горожан, которые утверждали, будто видели все из своих окон или из чайной «Синяя собака» на другой стороне улицы. «Джонни Миракл такой счастливчик, потому что Господь печется о пьяницах, младенцах и идиотах, а там как раз собрались все трое», — говорили они. Еще Стоуни с детства знал, что его мать пьяница Однако лишь много позже стал ему известен другой факт: халат медсестры, который был тогда на матери, насквозь пропитался кровью и после рождения сына она четыре месяца провела в больнице.
Стоуни еще только начинал дышать воздухом жестокого нового мира, в который пришел. Тело Энджи было так истерзано и измучено, что ее муж целый год отказывался прикасаться к ребенку, считая его повинным в этих страданиях. Но и к жене отец Стоуни с тех пор тоже больше не прикасался.
Впрочем, вопящий младенец ничего этого не знал, и, естественно, никто не стал посвящать его в такие подробности.
В тот день свидетелем рождения Стоуни Кроуфорда был и кое-кто еще.
Женщина Она не видела его — во всяком случае, не видела в обычном понимании этого слова, — но явственно ощущала его появление, почувствовала нечто, исходящее от только что появившегося на свет ребенка Она сидела на маленькой скамеечке под гранитными сводами публичной библиотеки Стоунхейвена. Дождь поливал во всю мочь. Однако чувства ее были настолько обострены, что даже сквозь рев шторма она услышала первые крики младенца, пришедшего в этот мир.
— Больно слышать, как кричит этот ребенок, правда? — прошептала она, повернувшись к своей старшей сестре. — Слушая его вопли, ощущаешь всю боль бытия. Кажется, он знает, что явился сюда из лучшего мира и теперь застрял надолго, но ничего не может с этим поделать.
Сестра, сидевшая рядом, взяла ее за руку.
— Нора, — сказала она, — Пойдем домой, нам уже пора.
— Нет, — возразила Нора, подняла руку к лицу и сняла темные очки. — Я хочу послушать его. Мне нравится, как он кричит. Похоже на песню — правда? Он рассказывает нам что-то о том путешествии, к а кое ему пришлось проделать. Он говорит, что знает, где был, и вот теперь пришел к нам, чтобы поделиться новостями.
Позже, когда они познакомились, она рассказала Стоуни о том, как прислушивалась к его крику в момент рождения.
Мало того, она заставила Стоуни почувствовать, будто одним своим появлением на свет он сделал для мира нечто значительное.
И только в пятнадцать лет, впервые в жизни влюбившись, он ощутил, что и мир сделал нечто значительное для него.
Первые пятнадцать лет жизни Стоуни походили на калейдоскоп теней. Его самые ранние отчетливые воспоминания о доме относятся к трехлетнему возрасту. Вэн схватил его за руку, проволок через коридор и затащил в ванную.
— Тс-с. — Вэн зажал рот брата рукой.
Затем Стоуни ощутил, как задрожала дверь, словно какая-то могучая сила сотрясала весь дом.
Грохот шагов великана.
Потом крик, голос его отца в коридоре:
— Черт бы тебя побрал, Энджи! Мне до смерти все это надоело! До смерти надоело! Я знаю, что этот ублюдок не мой!
— Прекрати! Он тебя слышит. — Голос матери звучал успокаивающе. — Просто помолчи!
— Мне осточертело! Все время тянешь лямку, потом приходишь домой, а дома бардак, Вэн гоняет на велосипеде по проезжей часта, ты с каждым днем все толще и неряшливее, а этот ублюдок жрет пищу, которую я добываю в поте лица, носит одежду, купленную на мои деньги! Разве об этом я мечтал, Энджи? Разве такие планы строил, когда познакомился с тобой, когда все только начиналось? Ты, чертова…
И тут голос матери сорвался на крик:
— Джеральд Кроуфорд, заткни свою грязную пасть, ты, чертов пьянчуга! Я тоже работаю не покладая рук, а он такой же твой сын, как и мой, и если он не похож на всю вашу поганую семейку, это не значит, что он не от тебя, ты, паршивый сукин сын!