— Эта женщина не ладила с мужем. У нее был маленький мальчик, приблизительно твоего возраста, может быть, немного моложе. Наверное, в половину твоего возраста плюс еще два года. А муж этой женщины бил не только ее, но и мальчика, поэтому ей пришлось убежать и спрятаться. Стояла зима, и суровая. Она села на поезд, собираясь доехать до Бостона или, может быть, до Спрингфилда. Но когда поезд шел через холмы на запад, снегопад превратился в снежную бурю и поезд встал. Это произошло в городке меньшем, чем Стоунхейвен. Поезд застрял в снегах и во льду. Она думала, что придется ночевать вместе с мальчиком в депо, но транспортная компания все устроила и пассажиров разместили и домах местных фермеров. В те времена не видели ничего необычного в том, чтобы в случае необходимости переночевать у совершенно незнакомых людей.
Пока она говорила, Стоуни прилег рядом со своей черной кошкой и, поглаживая ее непросохшую шерсть, смотрел на красные угли, мерцающие в большой пузатой печке.
— Люди, к которым она попала, были простые сельские жители, — продолжала говорить Нора, — бывший фермер и его жена, женщина, всю жизнь горевавшая о детях, которых у нее никогда не было. Они проводили даму, которую, насколько я помню, звали Элен, и ее сына в маленькую спальню. Странным было…
Здесь, как позже понял Стоуни, начиналось отступление от реальности, вставная новелла, которую Нора Шанс вплетала в свои небылицы точно так же, как вплетала алую нитку в серое полотно.
— Странным было, как заметила Элен, обилие зеленых и черных мух, облепивших стены и потолок маленького фермерского домика. Семь-восемь штук кружилось и под потолком спальни. Она заснула, держа на руках сына, на лице и шее которого отчетливо виднелись синяки от побоев, которые жестокий папаша нанес ему всего лишь прошлой ночью.
— Это будет страшилка? — спросил юный Стоуни.
— Не перебивай меня, детка, — упрекнула его Нора Шанс. — Я не рассказываю страшилок. Все мои истории правдивы, и все они о человеческой любви. Человеческая любовь проявляется по-разному. Вот эта мать, Элен, которая так сильно любила мальчика, что ради его безопасности убежала с ним от мужа. Вот тебе пример человеческой любви. Итак, они проспали всю ночь, а под утро женщине начал сниться сон о мухах: они сплошь покрывали ее и ее сына, залетали в рот и нос. Испуганная, она проснулась. Было совсем рано. Уже брезжил рассвет, но солнце еще не взошло. Элен поглядела в окно и увидела, что снег вокруг фермы сверкает, словно битое стекло. Она поднялась, закутав спящего ребенка в старое одеяло, и вышла в коридор.
— А зачем она это сделала? — встрял Стоуни.
— Я же запретила тебе перебивать, когда я рассказываю что-то, — укорила Нора Шанс. — Все выяснится в свое время. Как я сказала, она вышла в коридор, а сделала это, потому что ей захотелось пить. И когда она пошла в ванную, чтобы попить воды, то в темноте коридора увидела троих маленьких полуголых детей: девочку лет восьми-девяти, мальчика лет пяти и совсем маленького ребенка, крошку лет двух. Все они были завернуты в какие-то тряпки.
Но было в их облике и кое-что похуже: Элен заметила торчащие из уголков их ртов нитки, которыми были зашиты губы; глаза у детей были закрыты, и из век торчали такие же короткие черные нитки, уши и ноздри тоже были зашиты. Сердце Элен учащенно забилось, и она схватилась за дверь ванной, чтобы не упасть, не находя в себе сил даже для крика. На какой-то миг ей показалось, что это сон.
Но потом маленькая девочка поднесла ко рту руку и выдернула нитку, издавая при этом едва слышное жужжание.
И вот когда она выдернула нитку, и ее губы немного разжались…
Маленькая зеленая муха выползла у нее изо рта. Расправила блестящие крылышки и улетела. За ней изо рта девочки выбралась вторая муха… И третья… И четвертая…
На этом месте Нора Шанс умолкла.
— Это и вся история? — после минутного молчания спросил Стоуни.
Нора хмыкнула себе под нос.
— Нет, но на сегодня с тебя хватит. Твоя кошка уже высохла, а на улице темнеет. Вам обоим пора домой — ужинать. Остальное расскажу как-нибудь в другой раз.
С тех пор прошло шесть лет. Стоуни было девять, когда он бродил по лесу в поисках кошки. Либерти — так звали кошку — погибла: ее сбила машина, когда Стоуни еще не исполнилось пятнадцати. Даже она стала частью небылиц Норы и была вплетена в ткань повествования, начатого в один из последних приходов Стоуни. С двенадцати лет он стал развозить по Стоунхейвену газету «Нью-Лондон дэй» и на заработанные таким образом деньги покупать кое-что для Норы. Он обычно объезжал город на своем велосипеде фирмы «Швийн», доставляя газеты, и начинал и заканчивал свой маршрут в одном и том же месте: перед магазином Уотчмена, где покупал по ее заказу муку, сахар, ветчину, молоко и фасоль. Ее рацион редко включал какие-то иные продукты, за исключением разве что виски, который она пила, но, судя по всему, в ее подвале был неисчерпаемый запас виски.