Обо всем этом Стоуни рассказал Лурдес на их третьем свидании и предложил ей познакомиться с Норой.
— А чем закончилась та история? — первое, что спросила Лурдес, усевшись на потертый коврик перед пузатой печкой.
Глава 5
ЛЕГЕНДЫ СТОУНХЕЙВЕНА
— Какую историю ты имеешь в виду? — откликнулась Нора, ловкими пальцами продолжая протягивать иголку с ниткой. — У меня в запасе миллион небылиц. Есть о Стоунхейвене, а есть и о дальних краях и диковинных народах.
— О детях с зашитыми ртами, — уточнила Лурдес, потому что Стоуни так и не рассказал ей окончания.
— Ах, о тех детишках! — произнесла Нора и быстро завершила рассказ, оборванный на полуслове много лет назад. — Так вот, женщина по имени Элен ткнулась в комнату забрать своего ребенка Она хотела уехать. Теперь она знала, что за чудовища этот фермер и его жена. Ведь они так мучили детей. Господи, думала она, нужно пойти в полицию, необходимо найти кого-то, кто заберет отсюда несчастных малышей. Но фермер рассказал ей всю правду. На самом деле он вовсе не мучил детей. «Они снова вынимали нитки! — сокрушался фермер. — Проклятье, им ведь нельзя их вытаскивать». А Элен забыла об усталости и превратилась в сгусток гнева. «У них сейчас в головах полно мух, — продолжал хозяин дома. — Им хочется выпустить их, но, боже мой, это значит, что мне придется засовывать их назад». Элен дала фермеру пощечину. «Как вы смеете стоять передо мной, не испытывая угрызений совести, вы, чудовище?» — в ярости воскликнула она Фермер поднял I ia нее глаза. Он плакал. «Мы их любим, этих деток, — заговорил он. — Только они не наши. Мать столько лет переживала, что у нас нет своих детей. Мне казалось, она хочет умереть. Что мне оставалось делать? Что может сделать человек:? И вот я подумал, что ведь у других людей умирают дети, их закапывают в землю и просто бросают там…» И вот фермер, видите ли, пошел и выкопал троих мертвых детей. А потом задумался: как люди определяют, жив кто-то или мертв? Что делает нас живыми? И понял: если ты двигаешься, значит, ты живой. Это самое основное. Надо сказать, для большинства людей так оно и есть. И вот фермер зашил этих троих детей вместе с поселившимися в них личинками и всем остальным, а когда вылупились мухи, дети зашевелились. «Только, — сказал он Элен, — у них голова полна мух, и время от времени им приходится их выпускать. Но мать любит их, этих детишек. Любовь слепа, леди, — вы ведь понимаете?»
— Господи, какой ужас! — выдохнула Лурдес, дрожа.
— Я еще не закончила, так что помолчи, — велела Нора Шанс, возмущенная тем, что ее снова перебили. — И вот Элен со своим сыном пошла к поезду. Отец мальчика оказался там. Он был в ярости и увез их обратно домой. Прошло несколько месяцев, и Элен вернулась в фермерский дом. И принесла своего ребенка. Видимо, отец вновь безжалостно избил его. А мать слишком сильно любила сына, чтобы отдать дитя Смерти. «Любовь слепа — помните?» — сказала она фермеру. И тут из маленькой ручки закутанного мальчика, безжизненно лежавшего на руках у матери, выпал моток черных ниток и покатился, разматываясь.
При этих словах Нора выронила моток черных ниток, и он покатился к Стоуни, разматываясь.
— О господи! — ахнула Лурдес.
Стоуни захлопал в ладоши.
— Видела? Она лучший рассказчик на всем свете.
— Потрясающая история, — согласилась Лурдес, опираясь на локоть и с восхищением глядя на Нору. — Жуткая, но потрясающая.
— Я знаю их великое множество, — засмеялась Нора Шанс, взгляд ее невидящих глаз был, как всегда, устремлен в пространство. — Тысячу и одну, как Шехерезада — Она улыбнулась и кивнула. — А теперь, дети, ступайте домой. Уже смеркается, я чувствую то по запаху, витающему в воздухе. Сумерки нехорошее время на болотах.
Это тоже было в тот год, когда Стоуни исполнилось пятнадцать, когда любовь пришла к нему и захлестнула волной, а Нора Шанс, рассказав завершение своей истории из далекого прошлого, благословила союз подростков.
Это было летом.
А потом пришла осень и завладела улицами. Траулеры доставляли омаров, запах моря, рыбы и водорослей разливался в хрустально-чистом, воздухе. Стоунхейвен был очарователен летом, но, как и все прибрежные города Новой Англии, делался по-настоящему прекрасным только тогда, когда начинали желтеть листья.