Для пятнадцатилетнего Стоуни Кроуфорда эта любовь составляла смысл жизни. Его белоснежная футболка в пятнах вчерашнего пота, спортивные трусы треплются по ветру… Он несется в старых, стоптанных спортивных тапочках по замершим улицам: по Уотер-стрит, по Прибрежной террасе, по Лебединому проезду, затем по мосту на противоположную сторону бухты, в другой район, который называется Векетукет. Это старое слово означало для Стоуни прежде всего освобождение от города В Векетукете не было белых людей, которых он когда-то искренне считал единственными на всем свете людьми. Это был другой мир, где дома тянулись вверх, где жили те, кто выходил в море на траулерах. Испанцы и португальцы, индейцы и черные — оттенки кожи, языки и сказки были здесь, за границей поселения, бесчисленны. И пока Стоуни бежал, сердце его колотилось все быстрее и быстрее. Это был мир, где всегда что-то происходило. Где жила любовь. Где жила Лурдес со своей матерью: ряды домиков с садами, шоссе, дамба между пляжами, соединяющая Стоунхейвен с остальным миром. Путь к свободе. Сначала по номерным улицам… третья, шестая, четвертая… по переулкам без названий, по Бари-роуд и Миртл-драйв к Девятой улице. Только посмотрите, как он несется — словно пытается обогнать лесной пожар.
Посмотрите, как он бежит.
— Буэно, — говорит ее мать, стоя в дверях.
А из-за ее плеча уже выглядывает Лурдес-Мария Кастильо. Мать оборачивается к ней, сердито сверкая глазами.
— Лурдес, это твой amigo[13].
Она захлопывает дверь, грозит дочери пальцем и понижает голос:
— Ты должна сказать ему, что сначала нужно звонить. Парень не должен являться вот так запросто. Это признак неуважения.
— Ну-у, ма-а-ама, — нетерпеливо тянет Лурдес, проскальзывая мимо нее, чтобы открыть дверь.
Дверь скрипит, когда девушка тянет ее на себя. Запах в коридоре — рыба, вечная рыба с траулеров — едва не сбивает Лурдес с ног.
Стоуни Кроуфорд стоит там, вспотевший, запыхавшийся. Его каштановые волосы слишком сильно отросли и падают на лоб, испарина блестит на лице, словно глазурь.
— Я бежал всю дорогу, — выдыхает он, расплывается в широкой улыбке и приветственно машет хозяйке дома, которая уже отправилась в кухню. — Здравствуйте, миссис Кастильо, — произносит он, затем переводит взгляд на Лурдес. — Хочешь пойти погулять? Можем зайти в кондитерскую. У меня есть деньги.
Девушка вспыхивает под его пристальным взглядом.
— Ты должен был сначала позвонить.
Лурдес смотрит на него без улыбки и выглядит чуть рассерженной, но изо всех сил старается не смотреть в глаза Стоуни, чтобы не рассмеяться при виде его озадаченной физиономии.
— В следующий раз обязательно, — бормочет Стоуни.
— Хорошо, — Она кивает, упорно глядя в сторону кухни, где мать громыхает кастрюлями. — Потом я должна буду сделать кое-что по хозяйству.
— Я тоже могу помочь. — По мере того как дыхание приходит в норму, голос Стоуни звучит ниже. — Скажи маме, я помою ей машину.
— Я все слышала! — кричит мать с кухни. — И скажи ему, пусть еще и отполирует ее с пастой!
Лурдес хватает его за руку, заговорщически пожимает.
— Пойдем сейчас, пока она не передумала.
— Чтобы вы оба вернулись к трем Все поняли? — Голос женщины звучит пронзительно. — Мария-Аурдес, тебе понятно?