Он сидит на ненависти, он дышит ненавистью, вся его жизнь наполнена ненавистью.
Если бы он мог пьянеть от ненависти, он пил бы ее.
— В холодильнике всегда есть пиво, — продолжал развивать свою идею Вэн, — а если вдруг удастся раздобыть наличные, можно поехать в Мистик и подцепить каких-нибудь девчонок или придумать что-нибудь еще. Кстати, вчера ночью я трахнул Брэнду.
Он говорил так, будто не то кашлял, не то рычал, голос звучал чересчур грубо.
— Не может быть! — отозвался его приятель и пьяно хихикнул. — Ты не трахал Брэнду.
Дэл — так звали приятеля — жил вместе с отцом-рыбаком в захудалом фермерском доме, стоявшем на шоссе, на полпути в никуда. Дэл жил достаточно далеко от поселения и доков, поэтому от него не разило рыбой.
— Нет, трахал, — настаивал Вэн. — Засадил ей так, что она долго стонала. Только она воняет. Прям как эти омары. Долбаный городишко! Мне плевать. Просто нужно было расслабиться.
— Твою мать! Думаешь, мне она даст?
— Черт возьми, она не из тех девиц, которые откажутся от добавки, — рассмеялся Вэн.
Потом они достали из холодильника пиво, обзвонили приятелей, окончательно надрались и сидели, гадая, когда же, черт побери, заявятся все остальные.
Вэн глупо, ухмылялся. В одной руке банка с пивом, другая сжимает охотничий нож. Он лежал на родительской кровати, на смятых, скомканных простынях и глядел в потолок.
— Твой нож — твой член, — произнес он, смеясь. — Ясно? А жизнь всего лишь огромная классная шлюха, которую ты имеешь…
Вэн вспорол ножом воздух над собой. В свете люстры лезвие сверкнуло серебром и напомнило ему рыбу, скользящую под водой.
Дэл Винтер открыл и снова задвинул ящик комода.
— Здесь и десяти баксов не наберется, — произнес он, пропуская мимо ушей излияния Вэна.
— Ты меня слышал? — откликнулся тот. — Я сказал, твой нож — твой член!
— Ну да, ну да, — согласился Дэл, вытягивая ниточку жемчуга. — Черт, у твоей матери классный жемчуг. Может, нам удастся продать его в лавке. У вас, у городских, встречаются отличные вещицы.
Вэн отхлебнул пива.
— He-а, это подделка. У нее нет ничего ценного, уж поверь мне.
Дэл бросил жемчуг обратно в ящик.
— На прошлой неделе ты нашел двадцатку.
— Ага, и после этого мать на говно исходила, потому что вычислила, что ее взял я.
Вэн снова отхлебнул из банки. Он ненавидел «Будвайзер», но отец всегда покупал только такое. Поэтому только его и можно было стянуть из холодильника. Вэн сел на постели, глядя на себя в зеркало над туалетным столиком матери.
— Твой нож — твой член, а твой член — твой нож, — сообщил он своему отражению. — А тебя кто, вообще, спрашивает?
Он хихикал, прихлебывал пиво и размахивал в воздухе ножом.
Дэл подошел и поднял с пола непочатую банку «Будвайзера».
— А ты набрался, старик, — хмыкнул он, откупоривая жестянку.
— Ага, кажется, я, черт меня раздери, нарезался.
Вэн поставил пиво рядом с собой, приподнялся.
Банка опрокинулась, выплеснув остатки золотистого содержимого на белое одеяло. Комната медленно повернулась. Его отражение в зеркале пошло волнами.
— Твоя мошонка — бог, а твой член — твой нож. Вот она, мудрость, — заявил он.
— Ну да, ну да, — поддержал его Дэл, глотая пиво.
— Я прикончу ту сучку, которую трахает мой братец, — сказал Вэн почти что трезво.
— Ну конечно. Черт, я бы не просто ее прикончил, — засмеялся Дэл, взмахивая пивом, словно это был тост. — Я бы ее саму заставил кончить.
Вэн потряс в воздухе ножом.
— Твой нож — твой член, — повторил он.
Вэн Кроуфорд жил по простому закону: «Выживает сильнейший».
Проклятый закон Дарвина!
— Давай, выкладывай все! Тебя что-то гложет? Я помогу.
Вэн хлопнул Стоуни по плечу. Они сидели в шлюпке, которая мягко покачивалась вверх-вниз на невысоких волнах в бухте. Солнечный свет казался почти голубым на фоне испещренного облаками неба, лебеди тоже покачивались, словно оперенные лодки, рядом с их шлюпкой.
— Нет, спасибо.
Стоуни откинулся на спину на носу лодки и смотрел в небо. Он глядел на солнце, гадая, ослепнет ли, если будет долго на него смотреть.
Вэн смотал часть лески и закрепил удилище на дне лодки.
— Что-то у тебя случилось, — настаивал он. — Расскажи.
— Не хочу.
Пусть Вэн иногда казался мягким и дружелюбным, но Стоуни не зря провел пятнадцать лет в родительском доме. Он слишком хорошо знал Вэна Доверяться старшему брату было просто нельзя.