Но все равно Стоуни любил ее и хотел придумать для них обоих иной исход. Он вышел следом за Лурдес на улицу, и они присели на бетонные ступени перед площадкой, где девятые классы занимались гимнастикой.
Лурдес втиснула свою ладонь в его руку.
— Ты боишься всего этого, да?
Он пожал плечами.
— Я знаю, что люблю тебя. Это точно.
Она прижалась к нему, поцеловала в щеку.
— Отлично. Я тоже тебя люблю.
Пауза. Она отпустила его руку.
— Что-то тебя не было видно в последние дни.
Он снова пожал плечами.
— Накопилась куча дел.
Стоуни явственно ощущал что она дрожит, хотя они не прикасались друг к другу.
— Я сегодня кое-что выяснила.
— Что же это?
— Я ошиблась.
— Что?
— Это была просто задержка. Вот и все.
— Ты хочешь сказать…
— Да. Это не то, что мы подумали. Что я подумала, — поправилась она.
Первый раз за всю неделю Стоуни снова взглянул в ее глаза. Он чувствовал себя негодяем. Стоуни был счастлив, но что-то в глубине души не позволяло ему радоваться. Он выказал свою истинную природу. Жалкий трус. Дрисливый цыпленок. Лурдес прикрыла глаза ладонью, но от солнца, а не от его взгляда. Ему хотелось, чтобы она улыбнулась. Чтобы улыбнулась и обвила его руками.
— Кажется, ты здорово перетрусил, а? — сказала она.
— Нет. — Он покачал головой, обнимая ее. — Кажется, я был просто в ужасе. Ну, понимаешь… не знал, что теперь делать.
— И я тоже, — призналась Лурдес — Отец меня бы убил. Слава богу, обошлось!
Ему показалось, на глазах у Лурдес выступили слезы. Конечно, это было ужасное испытание для них обоих. «Болван! Тупица! — стучало в мозгу. — Двое глупых детишек нажили себе беду. Слава богу, она не беременна!»
— Да. — Стоуни запрокинул голову и уставился в безоблачное голубое небо. — Спасибо тебе, Господи! — Он поцеловал девушку. — Думаешь, я вел себя как скотина?
Лурдес пожала плечами.
— Немного. Наверное, на твоем месте я бы вела себя так же. Но все совсем по-другому, когда оно внутри тебя. А тому, кто не чувствует его в себе, должно быть, сложно понять…
В этот миг Стоуни снова ощутил себя живым Возвращенным в жизнь, откуда был изъят две недели назад, когда узнал ошеломляющую новость.
— Я в самом деле люблю тебя. Просто пытался придумать, как нам быть дальше со всем этим., этим дерьмом…
— Давай больше не будем об этом говорить, — прошептала она. — Мне пора идти на английский. Увидимся в пятницу?
Стоуни кивнул Когда она поднялась, он снова схватил ее за руку. Сжал ладонь. Ему показалось, что-то холодное кольнуло его при этом прикосновении.
Он посмотрел ей в лицо.
— Ты сказала правду?
Лурдес развернулась и вошла в школу.
Вэн Кроуфорд, топтавшийся на крыльце продуктового магазина на Уотер-стрит в Стоунхейвене, кинул за спину банку из-под «Блю Риббон», аккуратно завернутую в коричневый пакет. Его приятели, Дэл и Рич по прозвищу Таракан, по очереди поглядели на полисмена Деннехи, а затем откупорили новую банку и пустили её по кругу.
— Мне нужна какая-нибудь цыпочка, и срочно, — произнес Дэл, утирая пот с шеи и провожая взглядом какую-то местную девчонку, проезжающую мимо на папином «фольксвагене». — Уже две недели не было.
— Брехня, — засмеялся Вэн, снова прикладываясь к банке. — Можно подумать, будто у тебя была хоть одна.
Банка оказалась пустой, и он, зашвырнув ее в мусорную корзину, потянулся к зеленому рюкзаку, стоящему на тротуаре. Откупоривая очередную банку, он увидел ее, выходящую из магазина с корзинкой в руках. Летнее платье было невероятно смелым, и сквозь него отчетливо просвечивали сливочные бедра и груди, похожие на два шарика мороженого.
— Кто, мать твою, такая? — услышал он вопрос Ричи.
Но Вэн уже отъехал: сердце колотилось, во рту пересохло, а член заныл от тоски, которую, как ему казалось, эта часть тела испытывать не может.
У нее были светлые волосы до плеч и глаза как голубые камешки, а еще пара пухлых, сочных губ… И самоуверенность, основанная на собственной сексуальности. Вэн ясно видел это по тому, как она вышагивала, как высоко держала голову, по ее позе, расслабленной, но при этом величественной. А при виде ее рта Вэну нестерпимо захотелось трахнуть ее. Такой рот не мог не вызвать подобного желания.
Ее ноги были просто безупречны, а в придачу к ним узкая талия и широкие бедра — словом, истинное воплощение женской сексуальности. Для него же она была вселенская шлюха, которая могла брать его со всеми потрохами, высасывать его досуха — ему бы это никогда не наскучило.