— Я тебе рассказывал? — У Стоуни сжалось горло.
— Ну да, я имею в виду все эти истории о городе, твоей девушке и прочем.
— Забавно… — начал Стоуни, но остановился.
«Надо же, — мелькнуло у него в голове. — А я-то был уверен, что это он мне рассказывает».
— Ты знаешь этого человека, — сказал мальчик.
— Которого?
— Того, кто увез меня в Техас, еще в первое поселение. Мы должны были называть его Великим Отцом, но все это было сплошной мурой. Если честно, я почти не помню его. Мне тогда было года три, ну, может, четыре.
Они проезжали мимо разрушающихся ферм и заброшенных полей за рядом деревьев, похожих на часовых, выставленных по периметру города. Точнее, деревни. Они уже подъезжают. Подъезжают… Он не был здесь с пятнадцати лет. Физически он не был в этом городе все эти годы. Воспоминания были начисто выметены из сознания, но от них остались зияющие раны. На перекрестке знак поворота на Векетукет — там жила Лурдес. Указатель в противоположную сторону — на городской колледж.
Небольшой грузовик обогнал их почти впритирку.
— У тебя фары не горят, — заметил мальчик.
— Проклятие!
Стоуни включил фары.
— Он должен был тебя увидеть, но пока еще несколько темновато.
— Да, несколько. Через десять минут взойдет солнце.
— Думаешь?
Мальчик посмотрел в правое окно. Они проезжали мимо большого амбара возле пруда. От вольт поднимался легкий парок.
— Совсем не похоже на Техас, — сказал он.
— Как ты думаешь, почему он увез тебя в Техас? — спросил Стоуни.
— Ну, сначала мы жили в Мексике. У него там был дом. Хороший. Большой старый дом. Я плохо помню подробности, помню только одну горничную, которая была очень добра ко мне. Иногда мы даже играли с ней в шарики. Она любила детей. У нее самой было двое детей — где-то на Юге. Так она мне говорила.
Неизвестно откуда на Стоуни нахлынуло воспоминание, которого у него не могло быть.
Низенькая мексиканка, мир почти безмятежное, волосы собраны в узел на затылке, пухлое тело затянуто в синее платье.
Кто-то взял иголку с ниткой и зашил ей рот.
Когда она открыла глаза, он увидел вместо одного из них шарик из «кошачьего глаза».
Реальность вернулась. Впереди простиралась дорога. Подъезжая к бухте, Стоуни сбросил скорость.
— Вот здесь я рос, — произнес он, прогоняя мерзкое видение, возникшее улитом раньше.
Бухта словно застыла в тишине. Кусты разрослись ввысь и вширь и теперь умирали вместе с летом. Это было мертвое место. Ни один лебедь не скользил по водной глади. Ни одна чайка не кричала над головой.
Мальчик бегло оглядел бухту, но голова его была занята другим.
— Я помню, как мы приехали в Эль-Пасо, потому что день был ужасно жаркий. Мы очень долго простояли на таможне. Стояла такая жара, что я едва дышал.
— Ага, там обычно очень жарко, — согласился Стоуни. Он высматривал в бухте лебедей, но не увидел ни одного.
— Угу, особенно в багажнике.
Стоуни засмеялся.
— Но ты же не в багажнике ехал?
— Именно. Меня засунули в багажник. Он сказал, никто не должен знать, что я жив. Уж не знаю, почему. Но он связал меня и положил в багажник. Там было жарко, как в аду. И я провел там девять часов.
— Господи!
— Ага. А потом они все-таки открыли багажник.
— Таможенники?
— Да.
Другое видение.
Человек в коричневой форме поднимает крышку багажника, и лицо его приобретает восковой оттенок, а потом губы тают и оплывают, как горящая свеча.
Потом его глаза вскипают пузырями от жары.
Потом со всех сторон слышатся крики.
— Почему Техас?
— Спроси что-нибудь полегче. — Мальчик пожал плечами, — Он питал какие-то особые надежды по поводу Дикого Запада или что-то в этом роде. Когда мне было шесть, он сказал, что там живут какие-то люди, они верующие. Вот и все, что я помню. А через некоторое время он уехал. Наверное, в Мексику. Люди, у которых я жил, эти Восторженные, я слышал, говорили, что этот старик извращенец, он принимает наркотики и вообще занимается чем-то нехорошим. Они говорили, что он старый и от него нет пользы. Некоторые из них мне намекали, что, может быть, его поглотил Свет Азраила, но, между нами, я всегда считал это полной чушью. Скорее всего, он живет себе где-нибудь в Чиуауа. Я был не особенно привязан к нему.
— Алан Фэйрклоф!
Лицо Алана Фэйрклофа, кожа в оспинах, бледная, блестящая, глаза, похожие на зеркала.
Алан Фэйрклоф стоит за всем этим.
— Может быть, — сказал мальчик. — Вероятно. Я всегда называл его Великим Отцом С тех пор как себя помню… Эй! — предостерегающе крикнул он.