Ромка опять перекувырнулся, а потом заревел так, что у самого пробежали по спине холодные мурашки. Не успел он закрыть рта, как из леса выкатился черным шариком Валет. От неожиданности Валет сделал стойку и, подняв морду, тоскливо завыл.
— Кыш! Кыш! — нерешительно прошептала Маруся, замахиваясь на медведя книжкой.
— Кыш! Кыш! — наперебой закричали малыши, прячась за ее спину.
Валет прыгнул к «медведю» и тут же с воем отскочил. Пробежав порядочный круг, он остановился около страшного зверя и стал рыть лапами землю.
А «медведь» рычал, вертел башкой и фыркал. Раз ему удалось больно лягнуть Валета. Внезапно рассвирепев, Валет цапнул его за ногу. Ромка взвыл и бросился бежать. За ним с радостным лаем неслась собака, трепала шкуру, путалась в ногах. Ромка запнулся и упал.
— Мама! — заорал он. — Мама!
Изумленная Маруся не знала, что делать. Потом быстро подбежала, ощупала шкуру.
— Кто это? Да придержи, Сега, собаку. Кто здесь?
— Я, — со стоном отозвался Ромка, вылезая из шкуры. Когда показались его вихры, а потом веснушчатое лицо с гримасой боли, малыши загалдели, обсуждая удивительное происшествие.
— Нашел кого пугать, — укоризненно сказала Маруся. — Где такую шкуру взял?
Ромка не отвечал и даже не смотрел на нее; он разыскивал глазами Валерку. Но того нигде не было.
— За это тебе попадет, — пригрозила Маруся. Ромка тоже подумал, что просто так ему не отделаться. И как назло нет Валерки…
— А зачем ты в шкуру залез? — спросил Сега.
Сегин вопрос совсем доконал Ромку. Он уткнулся головой в колени и от боли и предстоящего разговора с вожатым тихонько захныкал. Валет подошел к нему и лизнул в лицо.
Сзади лагеря, в тени старых сосен, стоит маленькая избушка с единственным окном, да и то очень узким. Внутри нее прямо на полу лежат мешки с гипсом, банки белил, валяются незаконченные этюды, кисти. Стены утыканы гвоздями, на которых висят картины, изображающие виды лагеря и его окрестности. В избушке так тесно, что нельзя повернуться, не рискуя свалить что-нибудь.
Среди этого беспорядка вечно суетился лагерный художник Николай Иванович Бабанов. Подвижный старичок среднего роста, с выгоревшими бровями, он напоминал кудесника из старых сказок. Каждый год на лагерной выставке детского творчества показывались незатейливые этюды, скульптурные группы, выполненные его учениками.
Яша Осокин сначала приходил сюда помогать пионерам своего отряда разводить гипс и просто советовать. А потом вдруг так увлекся лепкой, что стал проводить здесь все свободное время. Уже целую неделю он трудился в поте лица над спортивным кубком. Кубок представлял земной шар с фигурой легкоатлета наверху и должен был, по мнению вожатого, поразить лагерных спортсменов своей оригинальностью. Теперь кубок был почти закончен. Яша счищал скальпелем лишний гипс.
Перед обедом забрел к дому художника Диамат Песочкин. При виде кубка он сказал: «Вот здорово!» И тут же ушел, признавшись, что от краски у него болит голова.
Следом за ним появилась старшая пионервожатая Елена Григорьевна. Отозвав Яшу в сторону, она сообщила ему о проделке ребят. Яша только присвистнул.
— Ты объяви им на линейке выговор, — посоветовала Елена Григорьевна. — Скажешь, что при повторении подобных вещей исключим из лагеря. Очень подействует.
Яша работал вожатым первый год и к замечаниям Елены Григорьевны, опытной учительницы, прислушивался внимательно.
Его отряд размещался в крайнем павильоне; около крылечка сразу начинались сосны, которые дальше стояли плотными рядами. Сбоку под песчаным обрывом текла Ольшанка.
Валерка и Ромка посыпали битым кирпичом пятиконечную звезду. При виде вожатого они стали работать еще усерднее.
— Трудитесь? — спросил Яша голосом, не предвещавшим ничего хорошего.
Валерка ласково улыбнулся и сказал:
— Красивая звезда стала? Да, Яша? Она была неровная. Мы с Ромкой думаем: давай поправим звезду. Пусть все смотрят и завидуют.
— Что-то вы до сих пор не поправляли. Сколько раз говорил. Ну ладно, Ромка пусть доделывает, а ты, Валерка, пойдешь со мной.
Валерка уныло поплелся за вожатым.
— Если бы Ромка не похвастался… А то расхвастался. Я и хотел его немного попугать, чтобы в другой раз не говорил так. А потом нам захотелось еще кого-нибудь напугать. Увидели малышей, а они сразу разревелись, — оправдывался он на ходу и виновато отводил глаза.