Раз мы пригласили Олега на рыбалку. Он сонно уставился на нас и ничего не сказал. Наверно, ему хотелось с нами, но он боялся, что ему не встать так рано.
Он был из тех людей, которые за всю жизнь ни разу не встречали восход солнца. Мы поняли это, и нам стало жаль его. Несчастный! Он никогда не видел прелести раннего утра, не прокладывал темного следа по росной траве и не брызгал себе в лицо парной водой из реки. И теперь, когда он кривил рот и говорил что-нибудь неприятное, мы с жалостью приглядывались к нему. Мы его даже стали приглашать на уху. Он хлебал душистую юшку, и на остром носу его выступали капельки пота. Поев, он вытаскивал смятую папиросу и прикуривал от спички, хотя рядом горел костер. Он даже не догадывался, какое неизъяснимое удовольствие доставляет прикуривание от дымящейся головешки.
Возле нашего дома росла картошка. В начале лета было много дождей, и поэтому картофельные плети раскинулись буйно, высотой доставали до пояса. Однажды, уже в сумерки, я проходил мимо и вдруг услышал писк. Сперва показалось, что пищат щенки. Но откуда? В поселке мы не видели ни одной собаки. Я развел плети и отпрянул от неожиданности: присев на зады и оскалив мордочки, шипели на меня какие-то зверьки. В темноте я их принял за белок. Заинтересованный, я опять откинул картофельную плеть. Видя мою настойчивость, зверьки зашипели еще злее.
На чердаке дома у нас был подсачек, который мы еще зимой приготовили для крупной рыбы. Подсачек так и лежал без движения, он нам ни разу не понадобился. Я решил, что хоть сегодня он должен сослужить службу, и крикнул Максиму, чтобы тот притащил его.
Пока Максим залезал на чердак, зверьки пробрались по картошке в сторону кустов, которые росли метрах в пятидесяти от дома. Убегали они быстро. И все-таки одного нам удалось накрыть подсачком. Запутавшись в сетке, зверек отчаянно стал барахтаться.
В подсачке мы принесли его домой и вытряхнули в эмалированное бедро. Мы решили, что до утра он посидит там, а утром разглядим его хорошенько и подумаем, что с ним делать. Ведро прикрыли крышкой и подвесили на сучок березы.
Утром мы навестили пленника. Зверек дрожал и зло поглядывал маленькими глазками. Рыжая шерсть на нем дыбилась, как у злого кота. У него было длинное и гибкое тело и пушистый хвост. Мордочка вытянутая.
Мы разглядывали его и решали, что с ним делать. Максим сказал, что неплохо, если у нас будет ручной зверек.
— Назовем его Федькой, а так как он будет жить на даче, добавим еще слово «дачник». Давай делать клетку.
И он притащил доски. Мы сколотили ящик, один бок обтянули железной сеткой. Сверху доска приподымалась, чтобы бросать зверьку еду и подавать воду.
Пока мы возились с клеткой, солнце высоко поднялось над землей. Становилось жарко. В это время появился Олег. Он лениво подошел к нам и, приподняв крышку, заглянул в ведро. Лицо у него сморщилось, он чихнул и вдруг произнес:
— Ошалелые. В чистое ведро хоря посадили. Пропало теперь ведро, ничем хориный запах не выветришь.
Так мы узнали, что поймали хорька.
Олег долго наблюдал, как мы стараемся над клеткой, потом посоветовал:
— Сдерите с него шкуру, денег дадут.
С клеткой мы возились почти до обеда. Бедному зверьку было жарко в ведре. Тогда временно решили посадить его в подсачек. Опять вывалили в сетку и, чтобы не убежал, сверху завязали веревочкой. Через какое-то время Максим отчаянно закричал, подзывая меня. Вырываясь, Федька-дачник запутался ногой в сетке и, потеряв надежду вызволить ногу из беды, стал отгрызать ее. Велика, видимо, была жажда свободы, если он отважился на это. Мы высвободили окровавленную ногу и начали торопливо доделывать клетку.
Когда хорек оказался в клетке на сухой подстилке, он сразу забился в угол и затих. Клетку мы прибили к забору.
Мы не знали, что едят хори, поэтому бросали то, что у нас было. В клетке очутилось сырое мясо, хлеб и оставшаяся с вечера пшенная каша.
Минут через десять все до крошки исчезло, даже морковка. Сначала мы подумали, что Федька-дачник сильно изголодался и все съел, не разбирая вкуса. Мы бросили ему еще хлеба. Огрызнувшись на нас, хорек кинулся к хлебу, схватил его и опять метнулся в свой угол. И тут мы увидели, что и мясо, и каша, и морковка, — все сложено в углу.