В ремесленном меня занимает все: работа, распорядок и новая форма. Приглядываюсь я и к своим товарищам. Только мы получили болванки, зажали их в тиски, как украинец Петро сокрушенно поведал:
— Бедная моя мама, какой я тебе помощник! Дай бог к старости изрубить эту штуковину.
И сразу же с ожесточением принялся бить молотком по зубилу. Мне он кажется добродушным и очень хорошим парнем.
Вася Подозеров больше молчит, наверно, еще стесняется, не привык к новой обстановке.
Как-то вскоре произошла неожиданная встреча. К нам в мастерскую зашла… Татьяна Сычева, секретарь райкома. Грохот оглушил ее. Мастер стал ей что-то рассказывать, а она трогала себя за ухо и разводила руками: мол, ничего не слышу. Вдруг увидела меня, приветливо улыбнулась. Подошла, протянула руку. Я не посмел подать ей свою.
— Грязные! Видите?
— Ничего, зато рабочие руки! — прокричала она. — Как привыкаешь?
— Хорошо! Дай бог к старости изрубить эту штуковину.
— Ай-я-яй! — покачала она головой. — Зачем это, рубить?
— Чтобы точность удара вырабатывать. Посмотрите-ка.
Я лихо застучал молотком по зубилу, стараясь доказать ей, что уже кое-чему научился.
— Хорошо, — похвалила она. — А чего рука в крови? Перевязать надо.
— Сойдет, — небрежно ответил я.
Едва Татьяна ушла, меня окружили ребята, удивляясь, откуда я знаком с секретарем райкома. Пришлось рассказать, что очутился в ремесленном училище с ее помощью.
— Хлопцы, — заявил Петро Билык. — Я знаю, зачем она приходила. В комсомол нас скоро будут принимать. Это точно.
Я почти не замечаю, как пролетает смена. Когда нынче мы собрались уходить из мастерской, я увидел, что Петро Билык делает какие-то странные движения.
Он вывернул из тисков ходовой винт, лоснящийся от переработанного машинного масла, провел по нему пальцем раз, второй, потом вытер палец о ладонь, подумал немного и мазнул ладонью себе по носу. На носу образовалась грязная полоса.
— Петро! Ты чего это? — с недоумением спросил я.
— Да понимаешь, — спокойно ответил он, — вроде бы и не работал. Руки чистые, лицо чистое. Пусть люди думают, что я в самом деле работал. Не волынил, не лодырничал, как некоторые.
Нет, мне положительно нравится этот рыжеватый шутник Петро.
В трамвае много людей, и все они сегодня кажутся добрыми, веселыми. Это, наверно, потому, что и у меня сегодня хорошее настроение.
Петро с грязной полосой на носу и Вася выходят в центре города — собираются сходить в кино. Они зовут и меня, но я отказываюсь: есть дела.
— Торопишься на свидание? — с иронией спрашивает Вася.
— И она ждет тебя? — вторит Петро.
Да, они правы, меня ждут. Ждет сестренка Таня и еще Нина.
Как обрадуется Нина, когда я ей скажу, что меня приняли в училище — в эти дни я еще у нее не был. «Ты молодец, Семен!» — скажет она.
Я вижу ее в цветистом сарафане, с загорелыми руками. За лето она выросла, стала красивее.
Знакомые до боли места. Вон у трамвайной остановки большое здание с пожарной рекламой «Уходя, гаси свет». А дальше, за тополями, зеленеет крыша нашего дома.
Через несколько дней я устроюсь в общежитии, буду сюда ходить совсем редко. Только разве когда захочется увидеть Веру.
Квартира учителя. Стучу три раза — это мой условный знак. Слышу по ту сторону двери шлепанье босых ног. Идет открывать Нина.
— Ой, Сема, почему ты так долго не приходил? В чем дело?
— Сегодня мы пойдем в парк, там массовое гулянье, — говорю я ей. — После все объясню.
— Ага, Семен пришел! — приветствует меня Валентин Петрович. Он несколько осунулся, постарел. — Как жизнь?
У него жена все еще «ездит по командировкам». Ему бывает скучно, тяжело.
Плохо, когда в семье неустройка.
— Жизнь чудесная, Валентин Петрович!
Что еще больше отвечать! Жизнь и в самом деле хороша. И особенно я понял это в последнее время. Что бы там ни случилось, а все становится на свое место. Плохое отметается, каким бы оно цепким ни было. Остается одно хорошее. «Жизнь дана на добрые дела», — сказал как-то дядя Ваня Филосопов. А ради этого доброго иногда приходится и погрустить. Тут уж ничего не поделаешь.
Сначала спешим в детский дом навестить Таню. В детском доме нас уже хорошо знают.
Старая воспитательница спрашивает:
— Как здоровье папы?
Это относится к Нине: Валентина Петровича здесь тоже знают. Он помогал детдомовцам устраивать живой уголок.