Я подумал, что пора бы попробовать установить, не достигли ли мы системы поощрения.
Научится ли животное нажимать на выключатель, чтобы вызвать раздражение собственного мозга?
Я наспех соорудил выключатель, на который дельфин мог нажимать мордой. Если бы он толкал его вверх, контакт замыкался бы, и это привело бы к возникновению серии раздражений. Собирая выключатель, я за метил, что дельфин пристально следит за мной.
Едва я окончил сборку и приладил стержни, необходимые для работы выключателя (который располагался вне воды над животным), дельфин принялся нажимать на стержни. К тому времени, когда я подсоединил выключатель к остальной аппаратуре, он выучился надлежащим образом нажимать на него и включал ток, чтобы вызвать раздражение.
Мне стало несколько не по себе: в поведении животного явно ощущалось гораздо больше целенаправленности, чем у обезьян. У меня всегда создавалось впечатление, что, прежде чем обезьяна освоит работу с выключателем, она не раз замыкает контакты чисто случайно.
Выучившись, обезьяна тут же забывала, что ей надо делать. Но таких «случайных» замыканий бывало множество, прежде чем до животного доходил смысл операции.
У дельфина я вообще не замечал таких случайных действий. Внешне все выглядело так, будто он знал, что моя деятельность может каким-то образом вознаградить его. Казалось, он именно знал, что этот стержень можно будет в дальнейшем использовать для каких-то целей, связанных с раздражением. Ведь он уже был знаком с раздражением, видел, как я нажимал на выключатель; когда выключатель был готов, он нажал на него, при первой же пробе усвоил его действие и понял, как надо нажимать на выключатель, чтобы вызвать электрическое раздражение.
Первой удачной попытки было до статочно, чтобы он обучился этому приему.
Столь же быстро и непосредственно прошло обучение у одной маленькой самки. Стоило мне показать ей, как надо обращаться с выключателем, раза два приподняв стержень ее мордой, и она тут же усвоила этот прием. В этом случае выключатель прерывал раздражение, которое было ей неприятно. Так мы обнаружили первое различие между обезьянами с их маленьким мозгом и дельфинами, обладающими крупным мозгом. Дельфин обучается куда быстрее обезьяны. Скорость обучения у него так велика, что мы сейчас даже не можем ее точно измерить, но, по-видимому, обучение проходит в столь же быстром темпе, как и у человека.
Дельфину можно помочь, показав нужный прием, а при обучении обезьяны демонстрации бесполезны.
Дельфин-самец издавал звуки всякий раз, когда ему не удавалось вызвать раздражение. При раздражении он сразу же умолкал. Однажды в наспех собранном приборе заело стержни, ведущие к выключателю, и дельфин уже не мог сам раздражать мозг. Тут из его дыхала вырвалась целая серия звуков. Микрофон был расположен непосредственно над дыхалом и соединен с усилителем и громкоговорителем, поэтому даже слабые звуки были хорошо слышны по всей комнате. Я использовал стереофоническую магнитофонную запись, один канал которой служил для записи звуков дельфина, а другой-для регистрации моих замечаний (впоследствии отметки эти обрабатывались секретарем). В репродукторе слышались звуки, напоминающие гул толпы, и некоторые лоцирующие звуки дельфина (быстрое щелканье, звуки, похожие на скрип двери), а затем внезапно раздались очень странные звуки, которых мы раньше не отмечали.
Некоторые из этих странных звуков отдаленно напоминали смех, по крайней мере характер звука, «взрывчатый» и пульсирующий, напоминал смех человека. (Перед этим в лаборатории кто-то смеялся.) Затем мы услышали очень своеобразные звуки, и при этом столь быстрые, что я смог разобрать их лишь позже, когда мы воспроизвели магнитофонную запись.
Я пытался управлять голосовой реакцией дельфина весьма «формальным» способом, т. е. заставлял его для получения вознаграждения издавать свист определенной высоты, длительности и громкости. Оказалось, что эта задача выполнима. Однако, внимательно изучая магнитофонные записи после первого часа опытов, мы выявили нечто совершенно неожиданное. Когда мы воспроизвели первую серию магнитофонных записей, то обнаружилось, что наш дельфин в очень сжатом «стенографическом» виде повторял некоторые слова, которые я произносил по ходу опыта, диктуя технические данные для записи на магнитофонную ленту. Конечно, это была копия, далекая от оригинала, — дельфин не «говорил», а крякал. Мы не могли обнаружить никакой закономерности в том, что дельфин выбирал для подражания из всего нашего разговора. Приведу наиболее яркие примеры.
Я говорю: "The TRR (Train repetition rate), — причем произношу слова очень-отчетливо: ведь мой секретарь должен их переписать, — is now ten per second".[9] Животное крякнуло «TRR», и казалось, что это был высокий голос утенка Дональда.[10] Когда я сказал: "Three hundred and twenty-three feet on the tape",[11] дельфин повторил: "Three hundred and twenty-three". Конечно, воспроизвел он эти слова весьма примитивно, но вполне отчетливо. Кроме того, он чрезвычайно точно воспроизводил наш смех.
Мы сталкивались со многими такими случаями во время опытов. В общем поведение дельфина зависит от различных условий. При первом раздражении системы поощрения дельфин издает громкие звуки. Позднее, научившись нажимать на выключатель самораздражения, он уже не издает звуков. И после этого он вновь прибегает к голосовым реакциям лишь в тех случаях, когда ему не удается вызвать раздражение. Если животное специально вознаграждать за голосовую реакцию путем раздражения его мозга, после того как оно издаст звук, то можно заставить его издавать звуки и даже подра жать человеческому голосу.
Затем мы прослушивали записанные звуки, пропуская магнитофонные ленты со скоростью, вдвое или вчетверо меньшей, чем при записи, и выявили еще одно неожиданное обстоятельство. Дельфины, по-видимому, вполне способны перенимать звуки, издаваемые человеком, но они произносят их быстрее. Мы обнаружили, что большая часть звуков, воспроизводимых дельфином, лучше воспринимается и их легче разобрать, если увеличить их продолжительность и уменьшить высоту, замедляя движение магнитофонной ленты.
Конечно, это затрудняет установление контакта с дельфинами. Они вполне способны воспринимать звуковые колебания частотой по крайней мере до 200 кило герц [45] и могут издавать звуки (щелчки и свисты) в диапазоне от 100 герц до 200 килогерц, что гораздо выше нашего верхнего предела слышимости (15–20 ки логерц). Воспроизводят или копируют нашу речь дельфины не свистом. Создается впечатление, что для этой цели они используют пульсирующие звуки (как в системе сонара) или даже комбинацию свистов и пульсирующих звуков.
Их сонарная передача состоит из серии звуковых импульсов, испускаемых очень быстро с различной частотой. Доказано, что эта локационная система состоит из отдельных коротких звуковых волн, испускаемых с разной частотой в зависимости от расстояния до предмета [16, 42, 43, 46]. Очевидно, она может быть использована для определения не только местонахождения предмета, но и его формы. При помощи собственного сонара дельфины могут находить рыбу и отличать ее от других пред метов. Когда они заняты этими поисками, издаваемые ими звуки напоминают скрип двери со ржавыми петлями или скрежет напильника. Всякий раз, когда мы кормили дельфина рыбой, он издавал такие звуки, приближаясь к рыбе, которую мы держали в руке.
По-видимому, дельфины используют эти свои возможности для воспроизведения «человекообразных» звуков. У нас есть магнитофонные записи звуков отдельных животных, содержавшихся в изоляции, которые могли издавать кряканье и свист одновременно. Таким образом, два механизма, связанных с издаванием этих звуков, очевидно, могут действовать независимо друг от друга. Однако, когда мы впервые услышали эти звуки, напоминающие скрежет и скрип, они показались нам сильно отличающимися от звуков, издаваемых человеком. Мы можем производить губами непристойные звуки, которые приближаются к дельфиньим, но они не так резки и четки, как звуки, издаваемые этими животными, Тот факт, что они могут модулировать свои пульсирующие звуки, подражая нашему голосу, показывает, что они очень хорошо регулируют деятельность соответствующих групп мышц.