Буровая машина установлена между двумя скрепленными лодками. От них к береговым скалам протянуты стальные тросы. Со стороны суденышки кажутся крыльями мотылька, трепещущего в паутине.
На корме одной из лодок стоит Чжан Синхэ с рупором в руках. Теперь он должен командовать не гребцами, а рабочими у лебедок.
Выйдя на стремнину, лодки на некоторое время словно повисают среди мчащихся струй, а потом начинают медленно подниматься к Саньмынься. С берега геологи флажками указывали место, где нужно бурить.
Все сильнее стучит в борта вода. Чжан в рупор подает сигналы то одному, то другому лебедочнику. Все пять тросов постепенно натягиваются, придавая установке правильное положение. Можно бурить.
Темнеет, но дизель стучит по-прежнему. Бурение будет вестись круглые сутки. Чжан Синхэ всю ночь сидит на корме, вглядываясь в черную поверхность воды, в которой змейками пробегают отражения звезд. Он покидает лодку лишь после того, как ушедшая в грунт обсадная труба сама надежно закрепляет установку на месте.
Всюду, где ведется бурение с воды, видна кряжистая фигура Чжана, слышен его хрипловатый, словно проржавевший голос.
В конце июля, как обычно, начались ливни. Но паводок был уже не страшен. Начальник инженерно-геологического отряда созвал лодочников в палатку. Здесь лежали керны — драгоценные столбики голубовато-серого камня, образцы основания будущей плотины.
Нужные материалы были собраны в срок. Геологи говорили своим помощникам сердечное спасибо.
Никогда прежде громкая слава первого кормчего, которой Чжан Синхэ пользовался в Шаньсяни, не радовала его так, как эта простая благодарность.
Старый лодочник закончил свой рассказ, когда мы стояли на берегу Хуанхэ, возле Камня Непреклонности. Как раз там, на этом утесе, с помощью Чжан Синхэ была пробурена первая скважина, которая подтвердила надежность скал Саньмынься.
Я снова подумал о Камне Непреклонности — символе национального духа, как называли его поэты древности.
Да, китайский народ умел быть стойким перед лицом всех испытаний, которые несла ему судьба. Но сейчас его непреклонность приобрела новый смысл. Она стала наступательной, целеустремленной. Народ достаточно вынес от стихии. Теперь он непреклонен в решимости покорить ее.
И символ этой новой черты в характере освобожденного народа — уже не одинокий утес на стремнине, а стометровая бетонная плотина, которая по соседству с ним перегородила Хуанхэ.
Подводный Дворец дракона
С той поры, как русло Хуанхэ было успешно перекрыто, главное внимание строителей привлек правобережный котлован. Он пришелся как раз там, где три струи рассеченной скалами Хуанхэ снова сливались в одну. Окрестные жители называли это место «Котел Кипящего Масла». В буддийской мифологии так именуется один из ужасов ада.
Представьте себе бурлящую ключом коричневую масляную краску, какой покрывают полы, — именно так выглядели воды Хуанхэ, едва прорвавшись через Саньмынься.
Когда замкнули низовую перемычку, поверхность котла впервые стала спокойной. Вода быстро отстаивалась. Под ней проглядывало лёссовое дно. Котлован казался мелким.
Насосы принялись за откачку. И тут оказалось, что на месте Котла Кипящего Масла под водой и илом скрыто еще одно Саньмынься, со своими скалами и ущельями, с еще более головокружительными кручами.
Часами молча простаивал здесь самый старый житель Саньмынься — кормчий Чжан Синхэ. Для скольких его друзей не мифическим, а реальным адом был этот Котел Кипящего Масла, сколько лодочников нашли себе в нем могилу! Разве, помогая бурить на стремнине первые скважины, старый рулевой думал, что ему самому доведется увидеть дно котла?
По мере того как обнажались края подводного каньона, глазам людей открывалось зрелище все более фантастическое. Каменные стены голубовато-зеленого цвета были отполированы рекой до зеркального блеска. Каждый выступ или углубление своими сглаженными, будто стилизованными очертаниями были по-особому прекрасны. Они казались образцами неведомого людям искусства подводного мира.
«Лунвангун» — «Дворец дракона» — так, не сговариваясь, окрестили рабочие подводный каньон. Почти в каждой бригаде нашелся поэт, посвятивший этому зрелищу стихотворение в стенгазете.
Но поэтичная крутизна стен Дворца дракона доставила строителям много хлопот.
Мало того что каньон имел глубину двадцать четыре метра — на дне его лежал десятиметровый слой ила. Как извлечь его? Ведь котлован как дупло огромного зуба: пока не вычистишь, нельзя класть бетонную пломбу.
Ни экскаваторы, ни самосвалы первое время не могли спуститься в лабиринт дворца. Пришлось применить «тактику человеческого моря». Сотни людей днем и ночью вручную вычерпывали желтую гущу и таскали корзинами наверх. Вереница человеческих фигур, карабкавшихся по извилистым тропинкам, и впрямь напоминала постройку причудливого дворца древности.
Когда было вычерпано около ста тысяч кубометров лёсса, в каньон наконец пробили дорогу. Первым по крутому спуску прошел на своих гусеницах экскаватор. Следом двинулись мощные трехосные грузовики.
Шофер Чжижун работал теперь на выемке котлована. Посмотреть каньон решилась и его жена, приехавшая из деревни вместе с малышом. Чжижун рассказал ей, как перекрывали русло Хуанхэ и как злобно отбивалась река, показал несколько валявшихся на дне ущелья бетонных пирамид — их снесло туда течением.
Маленький Фулун при этом только таращил глазенки да пускал пузыри. Пройдет еще немало времени, прежде чем малыш сознательно прослушает рассказ о подводном Дворце дракона, из которого его отец выгнал хозяина.
Стройка на Хуанхэ растет. Я почувствовал это, увидев Ущелье Трех Ворот в третий раз — осенью 1959 года, через год после перекрытия русла.
Деревня Шицзятань. Старый помещичий дом. Места, где три года назад на моих глазах начиналась жизнь, начиналась история стройки.
Каждый день, как только звуки гонга звали людей на обед, появлялся почтальон. Он открывал свою сумку, доставал пачку конвертов и, стараясь перекричать шум реки, выкликал фамилии. Этого человека с потрепанным велосипедом знали все. Шутники говорили, что, наверное, сам начальник строительства не решился бы похвастать, что приехал в Саньмынься раньше почтальона.
— Что же удивительного? — серьезно отвечал в таких случаях письмоносец. — Почта начала работать здесь за день до того, как появилась первая палатка…
Вскоре зеленую сумку пришлось сменить на два брезентовых мешка. Груженный ими велосипед напоминал навьюченного ослика.
А потом конвертов стало приходить столько, что не стало хватать и мешков. В деревне Шицзятань, в бывшем помещичьем доме, для строителей открыли магазин и рядом, в маленькой комнатке, оборудовали почту. Там висел зеленый ящик для писем, на полках громоздились посылки, а за конторкой сидел все тот же почтальон. Чем чаще грохотали в ущелье взрывы, тем больше толпилось на почте людей.
Вечером я сидел в бараке у шофера Чжана Чжижуна, держал на коленях годовалого Фулуна — «Укротителя дракона» и думал: «Нет, имя малыша будет не только напоминанием о том, что произошло в год его рождения. Ведь поколению Фулуна предстоит завершить то, чему положила начало эта стройка: изменить судьбу великих рек Китая».
Люди, которые с помощью советских специалистов строили гидроузел, недаром прозвали его «китайским Днепростроем». Сравниваются тут, конечно, не масштабы — ГЭС на Хуанхэ будет по мощности значительно крупнее днепровской, — сравнивается их роль в истории электрификации страны.
Сооружение гидроузла Саньмынься — это не только решающий шаг к обузданию Желтой реки, но и начало планового освоения водных богатств Китая.
Энергия 1600 рек, текущих по китайской земле, исчисляется примерно в 580 миллионов киловатт. Однако на Хуанхэ приходится всего четыре процента общих гидроэнергетических ресурсов страны. Главную часть — сорок процентов — составляет доля Янцзы. У энергетиков Китая огромные перспективы. Судьба Саньмынься — стать, подобно Днепрострою, школой отечественного гидростроения.