— Тебя вызывала верховная руководительница?
Чжуан Чжун и его конвоиры разом закивали.
— Тогда чего ждешь? Вылезай скорей, она сейчас придет…
Писатель вместе с конвоирами вылез из машины, и к каждому из них подвели за уздечку коня. Чжуан ничего не мог понять. Через две минуты он уже превратился в конюха, которому вслед за другими полагалось водить лошадей по площадке перед загоном. «За что такое наказание? — думал он с тоской. — Неужели это сама Цзян Цин изобрела, почему?»
Тут вдруг кто-то подал команду, и все, точно по волшебству, остановились. Чжуана с его конем грубо затолкали под навес, так что он даже глаз не смел поднять.
— А, Чжуан Чжун! Я как раз искала тебя! — послышался голос Цзян Цин.
Писатель робко поднял глаза и увидел верховную руководительницу, похожую на женщину-рыцаря: в розовой накидке и сапогах со шпорами. Он даже вспотел от изумления и не знал, куда девать руки.
— А ты молодец, Чжуан Чжун! — промолвила руководительница.
Писатель снова украдкой взглянул на нее: она улыбалась, но одобрительно или зловеще — понять было нельзя. Из жара его бросило в холод, так что он затрясся, словно сито.
— Я уже все знаю… — продолжала руководительница.
У Чжуан Чжуна ослабели ноги. Еще минута, и он бухнулся бы на колени.
— Гастроли образцовых пьес провел хорошо, инспекцию тоже. Еще до твоего возвращения на тебя поступила жалоба…
Зрачки Чжуана расширились от ужаса, он ничего не видел перед собой и наверняка свалился бы, если б не держался за уздечку.
— …От секретаря парткома провинции, которую ты инспектировал. Из жалобы этого каппутиста, напрасно возвращенного на свою должность, стало ясно, что ты занимал твердую позицию и высоко держал красное знамя.
Чжуан Чжун как в тумане ощутил, что верховная руководительница, словно богиня любви Афродита, подходит к нему, своей прекрасной ручкой, свободной от хлыста, берет его под руку и начинает медленно прогуливаться с ним, говоря:
— Этот Вэй Тао и его черепахи не умеют работать, только портят все. У них не пьесы получаются, а черт знает что!
Чжуан Чжун оглянулся. Вэй Тао и другие любимчики верховной руководительницы робко следовали за ними, а он идет впереди, рядом с самой Цзян Цин! Он не мог понять, во сне это или наяву.
— А теперь давай прокатимся вместе!
Верховная руководительница приглашала его сесть на коня. Чжуан Чжун съежился и даже попятился:
— Разрешите доложить, уважаемая руководительница, но я не умею ездить верхом…
— Как это не умеешь? А еще называешься бойцом!
— Я действительно никогда не ездил…
— Не ездил, так поездишь!
— Немедленно садись, пока руководительница не рассердилась! — злорадно подхватил Вэй Тао, тыча его кулаками в поясницу и даже легонько пиная ногами.
Эти тычки и пинки сыграли для писателя роль допинга, вернее, боевого горна. Он бодро выпрямился, подошел к высокому серому коню, несколько раз попробовал запрыгнуть на него, но не сумел — то ли от усталости, то ли от чрезмерного возбуждения. Тем временем к Цзян Цин подвели красивого пегого скакуна. Несколько человек, поддерживая Чжуан Чжуна под зад, наконец взгромоздили его на коня. Усевшись в седле и оглядевшись, он вдруг почувствовал себя ужасно высоким, приблизившимся к горам и даже к самому небу; все страхи этой ночи разом исчезли. Вообще-то говоря, такую минуту следовало запечатлеть в стихах, но писать в седле, особенно при умении Чжуана ездить верхом, было неудобно — оставалось только сочинять стихи устно. Едва он успел сложить строки:
как пегий скакун двинулся вперед. Чжуан Чжун торопливо дернул поводья и затрусил за ним. Он оглянулся: Вэй Тао и остальные угодливо поспешали им вслед!
Глава семнадцатая. Автор вместе с читателями взволнованно встречает крупную превратность в судьбе героя. Чжуан Чжун погружается в мир мрака.
Вокруг высились причудливые горы, громоздились бесчисленные скалы, а писатель все думал о превратностях судьбы, которые каждый раз позволяют ему продемонстрировать свои редкие способности. Еще совсем недавно ему казалось, что он попался, навлек на себя невообразимые неприятности, но печаль неожиданно обернулась радостью, и вот он в полном смысле слова опять сидит на коне, а Вэй Тао и остальные бегут за ним! Он вспомнил, как ночью его везли сюда, чуть ли не связанного, и невольно усмехнулся. Ну что ж, это тоже хорошо, это дополнительный опыт, который поможет ему в дальнейшем выпукло изобразить героя своей новой пьесы, его очистительные страдания, его мужество, его умение смотреть прямо в лицо смерти.