В е р н о в а. Прежде всего в самих себе. В себе.
Ц в е т к о в. Вы удивительно милая. Конечно, в себе. А мы бродим, как в потемках. Я сам себе не верю. Получаю результаты и не верю. Я иногда перестаю понимать, есть я или нет. Вся физика летит в тартарары. Все прежние представления о веществе, энергии… Мы подходим к какой-то границе. Что за ней, что впереди — не знаю. Убейте — не знаю. Здесь так нужна поддержка, слов нет, а вы… Бьете и утешаете.
В е р н о в а. Вы устали?
Ц в е т к о в. Нет. Нисколько. Правда, я иногда пытаюсь, но не могу вспомнить, как чувствует себя человек после хорошего сна. Кажется, я давно не высыпался.
В е р н о в а. Что интересного в Москве?
Ц в е т к о в (удивленно). В Москве?
В е р н о в а. Вы же туда ездили.
Ц в е т к о в (вспоминая). Да… Но я Москвы не видел. Нет, не видел. Мы были там (показывает на пол), внизу. Под Москвой. В метро.
В е р н о в а. Трудно вам будет жить.
Ц в е т к о в. Наоборот. Мне надо очень мало. Лишь бы мне чуть-чуть помогали ставить опыты. Чтобы не было неприятных шорохов за спиной. Зачем они? Кому от них польза?
В е р н о в а (прислушалась). Вернулся. И уже кто-то его перехватил. Надо выручать. Извините. (Уходит.)
И тут же в дверях появляется Б а р м и н, сияющий, как новенький рубль.
Б а р м и н (в дверях, кому-то). Да-да, конечно. Действуйте, действуйте, опустив забрало. Желаю успеха. (Прикрыл за собой дверь.) Ну-с, так чем мы порадуем хотя бы сами себя? А? Здравствуйте, Юрий Семенович.
Ц в е т к о в. Здравствуйте, Георгий Петрович.
Б а р м и н. Не нравится мне ваш вид. Убей меня бог, не нравится.
Ц в е т к о в. Говорят, какая-то комиссия…
Б а р м и н. Святая простота. Не какая-то, а из самых наивысших сфер. Но это после. Комиссия от нас не уйдет, а мы от комиссии не убежим. Черт одной веревочкой связал. (За столом, перебирая бумаги.) Посмотрел я ваши материалы, полученные в глубинах метро. Та же самая грязь, что вы неоднократно получали здесь. Надеюсь, вы на меня не сердитесь?
Ц в е т к о в. Что вы, Георгий Петрович…
Б а р м и н. Считайте, что я ваш противник. Вы мне давали эти снимки и пытались доказать, что вами открыто спонтанное деление ядер урана. А я вам говорил — возможно. Где гарантия, что на пластинки не действуют нейтроны, которыми нашпигованы за многие годы стены лаборатории? Вы вынуждены были согласиться, хотя что-то и пищали в свою защиту. Где гарантия, что на пластинки не попадали частицы из космоса? Грязь, грязь. Что-то малопонятное. Неясное. Следы каких-то частиц. Их мгновенная судьба. Автографы природы. Мы вынуждаем ее рассказывать о своих тайнах. Она говорит, кричит, возмущается, что мы ее тревожим, нарушаем ее гармонию, не научившись по невежеству читать ее новые письмена, слушать ее богатырские симфонии. А вот когда вы потратили время, ну, конечно, и какую-то толику денег на ночные бдения в метро, куда космические частицы, смею думать, пробиваются не очень густо, где стены, в нашем понятии, девственно чистые, — тогда я вам говорю, Юрий Семенович, это уже грязь иного порядка. Иного. Это прелюд. К грядущему торжеству или к неотвратимой обреченности. (Пауза.) Спонтанное деление открыто и доказано. Да сядьте вы! Вот так. А то на выходца с того света походите. Отлично поставлен, отлично проведен опыт. Как говорил один чеховский герой — достойно кисти Айвазовского. Поздравляю.
Ц в е т к о в. Спасибо.
Б а р м и н. Теперь давайте думать, что делать дальше. Хороший денек, счастливый. С утра удалось подраться. «Будьте милостивы, братцы, дайте чуточку подраться». Так вот, о комиссиях и о всем прочем. Я, вы и все присные исследователи ядерной энергии — незаконнорожденные дети. В нашем институте, как и в любой добропорядочной семье, дети должны рождаться в результате узаконенного респектабельного брака, а не как плоды легкомысленной любви. Наше счастье, что глава института, патриарх Авраамий, достаточно стар и мудр. После нескольких раундов его приказ строг и краток. Мы с сегодняшнего дня превращаемся в поручиков Киже. Мы есть, и нас нет.
Ц в е т к о в. Ничего не понимаю. Почему же так легко разрешили провести опыт в Москве?
Б а р м и н. Будем считать, что легко.
Ц в е т к о в. Правда, милиционеры не спускали глаз, следили за каждым движением.
Б а р м и н. Еще бы! Вдруг устроите диверсию. Юрий Семенович, я вас попрошу на будущее — воспринимайте затруднения в работе на уровне настырных милиционеров. О том, что делается выше, не думайте. Это я беру на себя. Хорошо?