Б а р м и н (как бы размышляя вслух). Если не видеть, не представлять ту или иную гибель мира от вечного холода или от неосторожного обращения с сумасшедшей энергией атома — до сути природы не добраться. Останавливаться нельзя. Итак, публикуем? Патриарх тоже за публикацию. Сегодня, сейчас он передаст сообщение каблограммой. Отношу? Да?
Ц в е т к о в. Да.
Бармин, взяв сообщение, уходит из кабинета. В дверь заглядывает В е р н о в а.
В е р н о в а (протягивая букетик цветов). Впереди у вас награды, венки, ученые степени, положение бессмертного, а я хочу одного, чтоб и тогда вы не забыли этот день и этот букетик.
Ц в е т к о в. Спасибо. Большое спасибо. Я не забуду. Вы понимаете, понимаете, Антонина Иустиновна… Собственно, что я хочу сказать… Забыть не придется. Не забуду. Потому что пришлось давать ответ на самую трудную задачу — верю я в людей, в добро или не верю.
В е р н о в а. И вы ответили — верю.
Ц в е т к о в. Да.
В е р н о в а. Иначе бы Георгий Петрович навсегда вас выставил из кабинета и распрощался навеки.
Ц в е т к о в. Я об этом не думал. Я чувствовал другое. Вдруг я стал как будто старым-старым человеком, в котором все умерло, потому что подведена главная черта всему, и осталось только одно: я буду работать, я должен работать, я должен работать, я должен работать…
З а т е м н е н и е.
Ноябрь 1941 года. Осажденный Севастополь. Одна из мощеных улиц Южной стороны. Стена складского помещения, исхлестанная осколками, с криво висящим почтовым ящиком. В центре — арка, ведущая в подвал, где устроено бомбоубежище. Прислонившись к углу арки, неподвижно стоит м а т р о с в бескозырке, приставив к ноге винтовку без штыка.
Ночное небо рассекают лучи прожекторов, видны зарева пожара. Орудийные залпы, вой самолетов, взрывы бомб.
М а т р о с (тихо). Вот, гад… Вот, гад, что делает. (Пауза.) Гибнет братва. Гибнет.
Из убежища выходит Б а р м и н. Он одет в матросскую форму — брюки, бушлат. В одной руке держит шапку без звездочки, в другой — полевую офицерскую сумку. Он идет, видимо не отдавая себе отчета, куда и зачем.
(Преграждая ему путь.) Назад!
Б а р м и н (молча пытается его отстранить). Что?..
М а т р о с. Назад!
Б а р м и н (остановился). Да, конечно… Извините.
М а т р о с. Не за что. Служба. (Пауза.) Может, спуститесь обратно? Гарантии пока нет.
Б а р м и н. Черт с ней, с гарантией. Не в первый раз.
М а т р о с. Конечно, в подвале сидеть тоже нелегко.
Из глубины арки тихо подходит Ч е р д а н ц е в, одетый так же, как и Бармин.
Б а р м и н. Не могу я сидеть без дела, не могу. Пойдемте, Алеша, к установке. Черт с ней, с бомбежкой. Вполне могли добежать.
Ч е р д а н ц е в. Георгий Петрович, что это, упрек?
Б а р м и н. Себе, себе… (Матросу.) И ему. (Ворчливо.) Негодяй, дал подножку. Ведь я мог себе все лицо расквасить.
М а т р о с. От этого красоты не убудет. Как мне было вас удержать? Вы ведь вон какой. А я вот какой. Свалил — одумались.
Б а р м и н. Потрясающая ясность мышления.
Ч е р д а н ц е в. Он прав.
Б а р м и н. Прав! (Захохотал.) Кто бы поверил, что меня, профессора, будут сбивать с ног на улицах Севастополя, чтобы мне же спасти жизнь, и затолкают в какую-то пропахшую рыбой дыру? Хватит отсиживаться. По-моему, тишает.
Близкий взрыв. Взрывной волной стоящих отбрасывает в глубь арки и валит с ног.
(Поднимаясь.) Экое невезение!..
М а т р о с. А ну, отправляйтесь в подвал.
По улице медленно идет маленькая ж е н щ и н а, повязанная платком. Она тащит за ручку брезентовый мешок для выемки писем из почтовых ящиков. Остановилась. Ее пошатывает. Бармин бросается к ней и помогает зайти под арку.