Г а р р и. Кто же начнет игру?
Р у з в е л ь т. Сами японцы. (Пауза.) Как видите, сегодня идет посев семян, урожай от которых собираются снимать через десятки лет. Сеятели — Германия и Япония. Но ими руководят не реалисты, а фанатики, у которых много пыла и очень мало холодного расчета, выдержки, христианского терпения. (Пауза.) Японцам неизвестно, что несколько наших людей читают их сверхсекретные шифровки почти так же просто, как рекламные объявления вдоль дорог. И каждый их шаг мне известен. Каждый шаг. Вы это услыхали — и вы это забудете навсегда. Гарри, последние известия таковы: японские авианосцы в нескольких часах хода от Гавайских островов.
Г а р р и. Бог мой! Пирл-Харбор готов их встретить?
Р у з в е л ь т (помолчав). Конечно, он должен их встретить. Но, по закону, японцы все же должны вначале напасть, а уж потом получить отпор.
Г а р р и (подавляя невольный смешок). Это будет жестоким уроком.
Р у з в е л ь т. Гарри, я ценю вас именно за то, что вы всегда все понимаете. Мы должны быть безупречны. Никто не может и не должен усомниться в честности наших действий. У нас с вами отличная репутация. Будем беречь ее.
Г а р р и (тихо). Да поможет нам бог.
Р у з в е л ь т. Уинстон Черчилль — Старый моряк, Дядюшка Джо и я начали хорошо понимать друг друга, потому что мы суровые реалисты. Те двое имеют свои цели и от них так просто не отступятся. Моя цель — заставить их отступить, чтоб они постепенно, незаметно для себя, теряли надежду задавать тон в новом мире. И я это сделаю, Гарри, лишь бы началась большая война. Гарри, к Пирл-Харбору плывут не японские авианосцы. Плывет Единственный Великий Шанс, который мы не можем упустить. Мир будет в хороших руках.
Г а р р и. Мир будет в хороших руках.
З а т е м н е н и е.
Перрон узловой железнодорожной станции, через которую идут эшелоны к фронту. На заднем плане — стена вокзала, два больших окна, входная дверь. На ней висит объявление: «Карантин. Вход строго воспрещен». Зимнее морозное утро. По перрону, стараясь согреться, ходит Б а р м и н. Он все в той же форме моряка. Уши шапки опущены, воротник бушлата поднят. За спиной — тощий вещмешок, на боку — полевая сумка. Бармин колотит себя по бокам, притопывает, готов, кажется, отбить чечетку, но увы, на то не хватает умения.
Слышно, как подходит очередной эшелон. По заледеневшему от множества ног перрону с ведрами, в распахнутых шинелях бегут дневальные, скользя, чертыхаясь, стараясь обогнать один другого.
Бармин отступает в сторону во избежание столкновения.
Бежит Ц в е т к о в в шинели, наброшенной на плечи.
Ц в е т к о в. Морячок, где газетный киоск?
Б а р м и н (простуженным голосом, машинально). Не знаю.
Ц в е т к о в (сунулся к двери, подергал — закрыто. Обратил внимание на объявление). Ловчат или всерьез?
Б а р м и н. Сыпняк.
Ц в е т к о в (присвистнул). Вошь пошла в наступление. (Присматриваются друг к другу.) Георгий Петрович?
Б а р м и н. Так точно, товарищ техник-лейтенант.
Ц в е т к о в (сдерживая подступившие слезы). Георгий Петрович…
Б а р м и н. Ну я, я… (Обнялись.) Вот это встреча!
Ц в е т к о в. Живые?
Б а р м и н. А разве похож на тень отца Гамлета? Но вот чертов холод! Не хочется подцепить сыпняка. Танцую для спасения живота своего.
Ц в е т к о в. Откуда вы, куда?
Б а р м и н. Из Керчи в Вологду. А вы?
Ц в е т к о в (в тон). Из Вологды в Керчь. Буквально. Из Вологды куда-то на Юго-западный фронт. Я вам писал в Ленинград.
Б а р м и н. А я был в Севастополе.
Ц в е т к о в. Писал в Казань…
Б а р м и н. А я был на Каспии.
Ц в е т к о в (с каким-то отчаянием). Зачем?