Ч е р д а н ц е в. Стоп, сядем. Подумаем.
В е р н о в а. Господа фанатики, сейчас нагрянет Георгий Петрович. Слышите?
Ч е р д а н ц е в. Антошка, не мешайте. Когда невероятно возрастает чувствительность, по-моему, надо изменить и условия опыта. Говорю тебе как старый медик — пойдем от нервной системы человека.
Ц в е т к о в. Заблудимся.
В е р н о в а. Примите в расчет и мои нервы.
Ц в е т к о в. Что такое?
В е р н о в а. Заявка. Почерк. Да тут сам черт не разберет.
Ч е р д а н ц е в (подходит к ней). Тихо. В храме науки кричать не положено. Что?
В е р н о в а. Что это означает?
Ч е р д а н ц е в. Прежде всего, что у меня трясутся руки, что война испортила почерк и что… Мда. Действительно. А как вы думаете, что тут написано? Почти «ворам». Каким ворам?
В е р н о в а. Алеша, мне война ослабила память, но почерк почти сохранился. В следующий раз лучше диктуйте.
Ч е р д а н ц е в. Это я писал ночью, когда вы изволили спать.
В е р н о в а. Будем писать днем.
Ч е р д а н ц е в. Почему-то всегда осеняет в ночной тишине. Что же это такое?
Ц в е т к о в. Скоро вы там?
Ч е р д а н ц е в. Антошка, это же аурум! Все ясно. Русская латынь. (Тихо.) Золото, золотко…
В е р н о в а. Великий шифровальщик. Бог вас простит. Буду знать. И почему вы решили меня называть каким-то Антошкой?
Ч е р д а н ц е в. Потому что вы стали славным дружеским парнем. Отменить?
В е р н о в а. Конечно, стала парнем. Не возражаю.
Входит Б а р м и н.
Б а р м и н (сняв шляпу). Кто чем будет радовать? Здравствуйте. (Подает всем руку.) Есть подарки? Скромность заедает? Вид у всех отличный. Все же в Доме ученых кормят неплохо. Скоро будете гладкими, румяными. Итак?
Вернова уходит.
Ц в е т к о в. Почему-то нейтроны, проходя через графит, ведут себя как праздные гуляки. Кидаются туда-сюда и даже возвращаются обратно. С ума можно сойти.
Б а р м и н. Интересно. Вот это уже интересно. Что-то новое. Грязь?
Ц в е т к о в. Обратно грязь.
Б а р м и н. Но новая. Нейтроны нарушают правила, установленные для них нами. А если плохи наши правила? Не успев их открыть, мы вообразили, что они непогрешимы. Может быть, возвели в догму хилые соображения? Пошлем всякие догмы к черту. Они имеют весьма опасное свойство — правильные, безупречные вчера, они вредны сегодня и страшны завтра.
Ц в е т к о в. Близки стены.
Б а р м и н. Опять стены?
Ч е р д а н ц е в. А что? Отталкиваются и возвращаются обратно.
Ц в е т к о в. Неужели мы как проклятые вечно должны быть в тесноте?
Ч е р д а н ц е в. Неужели нельзя найти более просторное помещение?
Б а р м и н. Замолчите, несчастные! (Пауза.) Эх, молодые люди, неразумные максималисты! Пока нас всего девятнадцать человек. Что же нам требовать, палаццо? При нашей-то военной бедности? Не понимаете вы своего счастья. Через несколько лет на стене этого дома торжественно установят мраморную доску, а на ней огромными золотыми буквами начертают: «В подвале сего здания в одна тысяча девятьсот сорок третьем году кучка энтузиастов положила начало раскрепощению атомной энергии». Двести — триста лет спустя прохожие станут снимать шляпы и шапки. А вы еще жалуетесь на судьбу. Вертопрахи. (Меняя тон.) Будем повторять опыты. Вечер у меня свободный. Посадим рядом теоретиков, химиков, пусть соображают. Виноваты ли стены, приборы или еще что-то. Нейтроны — умницы, честные работяги. Ясно, им не нравится наше обращение. Они протестуют, бунтуют. А чем же мы им не угодили? Чем? Очень интересно.
В дверях появляется З у е в. За ним Г р и ш а н к о в. Ч а с о в о й, козырнув, пропускает их.
З у е в. Разрешите?
Б а р м и н (идет навстречу). Здравствуйте. (Гришанкову.) Нарком-воевода дозором обходит владенья свои?
Г р и ш а н к о в (тихо). Взяты Орел и Белгород. Можно легонько вздохнуть. Вечером прогремит первый салют. Была такая традиция?
Б а р м и н. Петр Первый соображал.
Г р и ш а н к о в. И у нас к месту получится. (Громко.) Позвольте хоть одним глазом взглянуть, за что я должен отвечать перед Политбюро.
Б а р м и н. Прошу. Разрешите представить: Цветков Юрий Семенович, Черданцев Алексей Иванович. Оба вместе — величина намного больше двух.