Г р и ш а н к о в. Неужели нельзя заменить чем-нибудь другим этот проклятый графит? Он же всех замучил. Бьемся, бьемся…
Б а р м и н. Заменить нельзя.
Г р и ш а н к о в. Одну минуту.
Уходит в соседнюю комнату и возвращается, неся небольшой железный ящик с двумя ручками. Ставит на стол, открывает, достает металлический цилиндр.
Вот, полюбуйтесь.
Б а р м и н. Что? Уже?
Г р и ш а н к о в. Уже. Первые образцы металлического урана.
Б а р м и н (обнимая). Иван Афанасьевич! (Любуясь слитком.) Вот он, двести тридцать восьмой! Хорошо!
Г р и ш а н к о в. Построили у черта в турках рудник, городок, коммуникации, наладили добычу руды. Освоили технологию извлечения и плавки. Пусть попробуют ваши химики придраться. А тут с графитом. Налаженное хозяйство… Не можем справиться с тем, что валяется под ногами. Действительно абсурд. Кстати, как его хранить?
Б а р м и н. Полагаю, с максимальными предостережениями. По нашей инструкции.
Г р и ш а н к о в (отнимая слиток). Так чего вы хвастаетесь?
Б а р м и н. А вы?
Г р и ш а н к о в. Авось не умру. Скажите своим архангелам — пусть забирают.
Уносит и возвращается.
Победа?
Б а р м и н. Победа. Впрочем, самая легкая. Главные трудности впереди.
Г р и ш а н к о в. Лучшего я от вас и не ожидал. Но вы помалкивайте. Докладом об уране, просьбами о награждениях отличившихся надеюсь смягчить удар за неудачу с графитом. Авось пронесет. А что будем делать дальше?
Б а р м и н. На заводе, прошу, никого не трогайте, не ругайте. Там все люди хорошие, старательные, верные. И директор хороший, честный. Дело не в миллионных долях примеси бора, а в головах, которые мыслят по-старому. Просто все они уперлись в этакий психологический барьер. Им надо помочь преодолеть инерцию прежнего мышления. Ну и, конечно, подбросить уточненную технологию. Одолеем, обязательно одолеем. Договорились?
Г р и ш а н к о в (помолчав). Видимо, у меня тоже барьер. Мне легче обеспечивать всю армию вооружением, боеприпасами, ежедневно направлять потоки в миллионы тонн, чем дать вам какую-то несчастную тысячу тонн графита. За год создать урановую промышленность, которую в мирное время я бы и за пять лет не одолел, и споткнуться на примесях бора? Непривычно, да как-то и неудобно терпеть поражение. (Рукопожатие.) Желаю успеха!
Б а р м и н. И я вам. Когда есть уран, задержка только в графите. (Уходит.)
Г р и ш а н к о в (в дверях). Василий Борисович!
Входит д и р е к т о р, прикрыв за собой дверь.
На фронт захотели? Я вам покажу фронт! В простачка играете? Легкой судьбы захотели? Вы у меня начнете алмазы из дерьма готовить. Молчать! (Другим тоном.) На завод — и ждите указаний.
Д и р е к т о р. Есть.
З а т е м н е н и е.
Голос Левитана, читающий сводки Совинформбюро о встрече советских и американских войск на Эльбе, о боях в Берлине.
В одном из пригородов Берлина, на ступеньках входа в старинный дом, сидят Б а р м и н и Д о р о х о в. Между ними на газете — бутылка коньяка, закуска, бокалы, взятые из буфета сбежавших владельцев.
Б а р м и н (без пиджака, выпитое не оказывает на него влияния). Хорошо, Родион Васильевич! До чего хорошо! Вот и не думал, а привелось поглядеть. (Окидывает взглядом окружающее.) Логово! Каждый дом — логово. Ах, идиоты, идиоты! Жили бы себе да жили. Так нет-с, ну вот и расплата. Удрапали. Русские всегда прусских бивали. Дожил ли тот морячок севастопольский? Кто это?
Входит Г р и ш а н к о в.
Д о р о х о в (встает, смотрит). Товарищ Гришанков.
Б а р м и н (идет навстречу). Ну, радуйте. Из самого пекла?
Г р и ш а н к о в. Да. Если сегодня ночью не доколотим, то завтра определенно — конец.
Б а р м и н. Родион Васильевич, пожалуйста, особый бокал. Самый большой. И не бутылку несите, а выкатывайте из подвала бочку. Да, да. За доброе известие. Разрешаю вино и елей.
Дорохов уходит.
Г р и ш а н к о в. Ну-ка, ну-ка… Интересно. Загуляли?
Б а р м и н. Оснований больше чем достаточно. Не хочешь, да загуляешь. Весна. Победа. Тризна.
Г р и ш а н к о в. А чего же расположились тут? Хоромы не нравятся?
Б а р м и н. Не глянутся. Пахнет там не по-нашенски. Буржуазией пахнет. Противно.