М и х е й. Смотри — живучий! Да чем же из таких гниль-то можно выбить? А? Ну, постой, постой… Собери меня, мать… Кому говорю! Пока уродцы водятся, отдыхать некогда… Собирай!
Елена Ивановна поспешно уходит.
Г л а д ы ш е в. Кто поверит в ваше бескорыстие… Революции были и прежде… История менялась, но золото оставалось золотом… Долго ли просуществуют ваши дензнаки…
Н а д е ж д а. Дольше, чем вы предполагаете.
Г л а д ы ш е в. Вы поймите, что этим я доказал свою лояльность… Оцените эту жертву…
М и х е й (Надежде). Опять идут?
За окнами приближается песня.
Н а д е ж д а. Пристанские.
М и х е й. Где мать так долго копается?
Входит Е л е н а И в а н о в н а.
Е л е н а (подает мужу тужурку, шапку). Сразу-то шибко не старайся.
М и х е й. Не учи.
Песня под окном:
Входит С к в о р ц о в.
Молчание.
М и х е й. Остаешься?
С к в о р ц о в. С вами. Парень-то какой вырос! (Обнимает Елену Ивановну и целует.) Спасибо, Елена Ивановна! Спасибо, бабушка!
М и х е й. Еще в семье прибыль. Значит, о новой квартире думай. Или достраивать домишко соберемся?
Е л е н а. От завода получше дадут.
М и х е й. Пойдемте.
Надежда, Михей, Скворцов уходят.
Молчание.
Е л е н а. Ступай, Степан Петрович. Я тоже немолода, а нет для тебя приветливого слова. Приди попроси кусок хлеба, угол — я бы тебя поняла. А ты покупать наследством пришел. Иди, иди!
Гладышев идет к выходу. Навстречу входит С е р г е й.
С е р г е й (пристально посмотрев на Гладышева, сурово). Проходите. Я говорю — проходите.
Гладышев уходит.
Мне мама сказала…
Е л е н а. Теперь могу присесть. Садись, Сережа.
Пауза.
С е р г е й. Клава — хорошая девушка?
Е л е н а. Мое воспитание. До пятнадцати лет на моих руках была. (Всматривается в Сергея.) Не спеши, внук, дай мне хоть дух перевести, а потом и твоих еще деток понянчу.
С е р г е й. Мы будем учиться, бабушка. Слово друг другу дали. И будем любить, как наши матери.
Входит Л ю д м и л а.
Е л е н а. А сколько прежде людей страдало, потому что любить не могли! Встали бы они из могил, посмотрели… (Пауза. Людмиле.) Крикни на мать. Укори за мои хлопоты. Или не хочешь?
Л ю д м и л а. Нет… Неужели я опоздала? Опоздала, упустила — и не вернешь, ничего не вернешь? А могла, могла, как все…
З а н а в е с.
ЭПИЛОГ
Высокий, обрывистый берег реки. В темноте на той стороне — яркие огни большого города. Правее, где когда-то была тайга, видны корпуса завода, еще дальше — кварталы многоэтажных домов. Вдоль берега протянулась цепочка фонарей. На край обрыва выходит Н а д е ж д а, М и х е й, А н т о н.
А н т о н. А что? Картина… (Осматривается вокруг.) Отстали молодые люди. (Пауза.) Пока не поздно, надо это местечко объявить заповедником. А то зазеваешься — и какой-нибудь олух соорудит фанерную дрянь в этаком мавританском стиле и еще назовет «Ласточкиным гнездом». Оскорбит природу… Вернется Ольга — обязательно притащу ее сюда.
М и х е й. А я думал — тыщу лет надо… Значит…
Появляются С е р г е й и К л а в а.
К л а в а. Как красиво! Смотри, Сергей!
С е р г е й. Ты хочешь сказать: «Любуйся, в этом есть частица моего труда». Любуюсь и горжусь тобой… Мама, что так задумалась?
Н а д е ж д а. Есть о чем, сынок, вспомнить. Кажется, совсем-совсем недавно было глухое сибирское захолустье, и вот его не стало…
А н т о н. Не пытайся объяснять. Сибирь каторжная — для молодых это только песня: «Динь-бом, динь-бом, слышен звон кандальный…» Счастливые вы. Так, Михей Федорович?
С е р г е й. А вы?
Н а д е ж д а. И мы, сынок. (Михею.) Важные мы сегодня дома заселили? Две сотни семей сразу новоселье справляют.
М и х е й (тихо). Важные.