Молчание. Надежда смотрит вверх, на раскидистые ветви сосны, и тихо, незаметно для остальных, несколько раз ударяет рукой по стволу.
С е р г е й (Клаве). А впереди?
К л а в а. Пусть будет счастье, трудности, борьба. Я знаю, что выдержу все, какие ни выпадут, испытания. Не отступлю, не согнусь. (Пауза.) Веришь?
С е р г е й. Верю.
Надежда достает платок и украдкой смахивает скользнувшие по щекам слезы. Первые, какие нам удалось увидеть у нее.
З а н а в е с.
1945—1952
СВЕТЛАЯ
Драма в четырех действиях, семи картинах
И л ю х и н Г е о р г и й И в а н о в и ч, 35 лет.
Р у с и н о в а Т а т ь я н а В а с и л ь е в н а, 32 лет.
Л у б е н ц о в О л е г Л е о н и д о в и ч, 30 лет.
П о г о ж е в а А н н а В а д и м о в н а — его жена, 27 лет.
М а р и н а С е р г е е в н а, 25 лет.
П е т р о в Т и х о н А л е к с е е в и ч, 40 лет.
С т а б р е т о в И в а н.
Т е т я Ф и с а (А н ф и с а).
М а р и я П е т р о в н а.
К у т и н Е ф и м.
С о н я.
К а т я.
В а с я — шофер Илюхина.
П е р в ы й ш о ф е р.
В т о р о й ш о ф е р.
Ш о ф е р ы, р а б о ч и е, т е х н и к и, с л у ж а щ и е на строительстве.
Действие происходит на одной из больших рек Сибири.
Время: 1942—1954 годы.
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
Большая комната в рубленом доме. Входная дверь из утепленных сеней. Справа — выступ и дверца топки печи, обогревающей и соседнюю комнату, вход в которую расположен за выступом. На стене — карта, несколько портретов, этажерка с книгами. Отдельно портрет веселого бородача — академика Фролова. В окне видны широкая гладь реки, притихшей накануне ледостава, противоположный, лесистый берег. Серое утро. Керосиновая лампа уже потушена, но еще отчетливо видно, как из приоткрытой топки вырываются и пляшут на полу отсветы красного пламени.
И л ю х и н неподвижно замер у небольшого приемника, вслушиваясь в каждое слово сводки Совинформбюро. Р у с и н о в а сидит у стола, подперев голову руками. Голос диктора едва слышен: «Героические защитники города упорно обороняют каждую улицу, каждый дом. Ценой больших потерь врагу удалось занять две улицы рабочего поселка».
И л ю х и н. Еще держатся!.. Держатся… Как там, наверное, тяжело… Что останется от Сталинграда? Дерутся за обломки стен.
Р у с и н о в а (тихо). Останется русская земля.
И л ю х и н. И русская Волга… До чего был красивый город! Встанешь на краю обрыва над Волгой — и такая перед тобой раскроется даль… (С болью.) Что вы так на меня смотрите, Татьяна Васильевна?
Р у с и н о в а (встает). Как? Георгий Иванович, не надо без конца взвинчивать себя.
И л ю х и н. Не повторяйтесь.
Р у с и н о в а. Что же мне остается делать? Вынуждена.
И л ю х и н. Но не забывайте, что в это время говорит ваш взгляд.
Р у с и н о в а. Что? Скажите?
И л ю х и н (глухо). Сами знаете… За что вы молча меня упрекаете? За что?
Р у с и н о в а. И не думаю, и не могу… Я не виновата, что мой муж на фронте, что я давно не получаю писем… Бывает очень трудно… Что другое — не знаю.
И л ю х и н. Да, Никита Русинов в армии. Я поручил ему отвезти материалы в институт, а он, лучший товарищ, друг с давних лет, позволил себе оставить свой пост, уйти в ополчение.
Р у с и н о в а. Разве можно за это осуждать Никиту?
И л ю х и н. Конечно! А я из-за него вынужден быть здесь. За тысячи верст от фронта. Молодой, здоровый мужик, о котором некому горевать, должен сидеть, слушать сводки, написанные кровью товарищей, и заниматься никому теперь не нужным делом — вести изыскания на реке Светлой… Вот о чем говорят ваши взгляды.
Р у с и н о в а. Неправда! Не выдумывайте! (Пауза.) Мы с вами нужны здесь, нужны. Если бы я хоть на минуту поверила, что мы напрасно тратим время и силы, меня давно бы… ищи-свищи. И вам бы я первая сказала: «Бросайте». А я верю, что мы работаем для будущего.
И л ю х и н. Оставьте… Утешительница!.. Я никогда не чувствовал себя гостем в этих краях. Я полюбил эту красавицу Светлую. Возможно, за всю жизнь мне было суждено сделать всего только один-единственный проект и принять участие в строительстве лишь одной гидростанции. Большего я для себя не желал. Отказываться от этого мне не так-то просто. Но будущее очень велико. Его не измеришь жизнью простого смертного. И нашу работу, начатую еще Геннадием Ионычем, могут с успехом довершить другие, в другое, лучшее время.