Полчаса назад дали знать в Нагибовку Зеленовым. (Зеленовы опять жили в своем доме.) Они приехали, когда Андроновы только что сели за чай. Василий Севастьянович подсох за эти годы, морщины стали у него строже, больше полысела голова, но все так же он был суетлив и шумен.
— Ишь какой внук-то у меня! Золотой! — с восторгом закричал он, услыхав, что Ваня принят, устроился. — В академию захотел! К земле его тянет!
И вдруг спохватился, сделал круглые глаза, понизил голос:
— А без тебя тут от Симы письмо пришло. Ее в сентябре выпустят на поселение.
— Что ж, каждому свое, — вздохнула Ксения Григорьевна, — один в академию, другой — на каторгу.
Ольга Петровна покачала головой:
— А ведь сердце мое чуяло: не сносить ей головы. Бедовая была девчонка.
— Молодость… Взять теперь бы… кому теперь нужно революциями заниматься? И в голову никому не придет. Будто угар какой был тогда.
— Ну, будет, будет об этом. Вот выпустят на поселение, а там и совсем освободят. Дурь-то у ней, надо быть, прошла теперь совсем.
Виктор Иванович спросил тестя:
— А у нас как?
— Что ж, в конторе все хорошо. Мурыгин работает — лучше не надо.
— Да, работает. Проехал я по Волге. Был в Нижнем, в Симбирске, в Самаре, во всех конторах пока хорошо. Подобрался народ подходящий.
Василий Севастьянович самодовольно усмехнулся:
— А ты как думал? Не без головы подбирали. Вот сейчас к тебе Мурыгин придет, доложит обо всех делах.
— Ну, а у тебя, Вася, как дела?
— У меня неплохо, — молодым ломающимся баском загудел Вася. — Я написал сочинение о своей заграничной поездке, вчера читал перед всем классом. Никольский очень хвалил слог.
Соня, неловко передергивая костлявыми плечами, сказала капризно:
— Мне дали такую же тему. Прошу Васю помочь, он отказывается…
Виктор Иванович усмехнулся:
— И правильно делает. Ты должна сама написать.
Василий Севастьянович заворчал:
— Уж эти ваши заграницы! Конечно, вреда большого нет в них, а только не рано ли ты, зятек, таскаешь моих внуков туда?
— Почему же рано? Разве вы забыли, папаша, поговорку: чужая сторона прибавит ума? Вот видите, Вася отличился — написал хорошее сочинение.
— Так-то так, а только ездить-то надо с умом. Вот Митя Спицын все страны объехал, а чего набрался? Где как едят да как пьют. И все тут. Дурак дураком остался. Только нос дерет зазря.
В передней кто-то кашлянул. Василий Севастьянович обернулся:
— Вот и Мурыгин идет. Петр Никанорович, здравствуйте! Пожалуйте, пожалуйте! Вот он, наш главный-то, приехал.
Мурыгин входил в столовую, кланяясь и улыбаясь. Расчесанная шелковая борода закрывала всю его грудь. Белый лысый лоб — очень высокий — сиял, глаза наметились как щелочки.
— Доброго здоровьица! Как изволили путешествовать? Очень приятно видеть вас, Виктор Иванович! Заждались. Соскучились.
Он по-кошачьи мягко обошел весь стол, здороваясь с каждым, каждого называя по имени и отчеству, и Соню даже — Софья Викторовна.
После чая трое — Виктор Иванович, Мурыгин и Василий Севастьянович — прошли в кабинет.
Мурыгин положил на стол широкий лист, испещренный цифрами, — баланс. Виктор Иванович мельком взглянул на последнюю цифру: там стояли миллионы. Неторопливо, особенным — вкрадчивым и важным — голосом и особенным цветогорским языком, грубо на «о», вставляя славянские слова, Мурыгин рассказал о делах. Виктор Иванович задал несколько коротких вопросов, так, в полусловах, в полунамеках, и по этим очень коротким вопросам было видно: он знает каждый винтик в своем хозяйстве.
Василий Севастьянович слушал его восхищенно, как музыку, полновесно вздохнул:
— Волга-то, Волга что делает! Гляди, в последние пять годов такие дела, что ни сном ни духом не услышали бы прежде. Эх, уходит мое время! — Он хлопнул обеими ладонями себя по коленям. — Годков бы двадцать с костей — пустился бы я теперь в пляс!
Мурыгин почтительно улыбнулся:
— И теперь, Василий Севастьянович, вам нельзя бога гневить. Куда еще лучше?
— Да я не гневлю, а так — все кипит, горит, и самому мне хочется… подраться. Как бывало-то… встрянешь в какое дело, так игра такая, аж волосы дыбом!
Виктор Иванович усмехнулся, потом сразу стал серьезен, заговорил, раздумывая:
— Как это ни странно, а революция подбодрила не только нашу Волгу, но и всю Россию. В самом деле, папаша, вся Россия заработала. Сибирь, Урал, Кавказ, Туркестан — везде строят, везде делаются совершенно небывалые дела. И капиталисты у нас появились совсем американского типа, с каким-то необычайным размахом. Узнать нельзя: русские ли?