Выбрать главу

— Все.

— Затонул?

— Затонул. Уплыл. Канат обрубили.

— А бударки?

— Лодки и бударки порубили еще с вечера.

Они говорили отрывисто, как люди, понимающие друг друга с полуслова. Но вмешался поп Успенский:

— Я говорил, надо бы с собой бударки взять. Сухие доски для костров пригодились бы.

Ему не ответили — ни Андронов, ни Сыропятов — и даже не посмотрели на него. Поп поднес руку ко рту, смущенно кашлянул. Так ехали: тарантас в средине, справа на белой лошади Сыропятов — в серой шинели, с золотыми погонами, в высокой шапке с кокардой, слева поп Успенский на рыжей лошади — весь встрепанный. Его волосы, как пряди мочалы, трепались по плечам.

— Куда же теперь? — вполголоса спросил Виктор Иванович, повернув лицо к Сыропятову.

Сыропятов тоже вполголоса ответил:

— Будем пробираться в Туркестан.

Виктор Иванович нахмурился. Он прикинул в уме весь долгий путь от реки Урал по безводным и бесплодным степям до Туркестана, прикинул свои запасы и сказал Сыропятову совсем уже тихонько:

— Это — смерть.

Сыропятов оглянулся через плечо. Морщины прошли по его лбу от переносья вверх, глаза сердито потемнели.

— Смерть? — вызывающе спросил он. — А позади не смерть? Может быть, пробьемся, перезимуем, весной опять начнем борьбу. А если вернуться, конец теперь же, вот сейчас.

Он посмотрел на Андронова дерзко, и казалось: он был готов идти на бой даже со своими. Виктор Иванович отвернулся. «Что теперь говорить?» Он поник… он поник весь — седой, замученный, опустил голову, смотрел невидящими глазами на дно тарантаса, где под ногами валялась сенная труха. Сыропятов ударил шпорами лошадь, поскакал прочь вдоль отряда. Поп Успенский забормотал:

— В Туркестан? Далеконько. Найдем ли воды? Впрочем, вода будет, вон она, тучка-то, совсем по-зимнему глядит. Вот-вот снежок грянет. Вода будет. А вот насчет дровец плохо. Пожалуй, померзнем. Говорил я: надо взять бударки — изруби и жги. Всегда тепло.

— Что там говорить, батюшка? На весь путь дров не напасешься! Тысячи верст идти — это вы представляете?

Андронов задвигался энергично, решительно приказал вознице:

— Трогай!

Они поскакали вдоль отряда. Поп Успенский, нелепо подпрыгивая, скакал за тарантасом, стараясь не отстать…

День шел тусклый. Сзади все наплывали облака, погоняемые холодным ветром. Они неслись низко, вдали волочились по самой земле, закрывая дорогу.

Голова отряда пропадала, скрытая ползучими туманами. Здесь — в голове — ехали доброконные казаки и киргизы, а за ними толпой шли пешие — русские и немного казаков, все пестро и грязно одетые, в стоптанных сапогах, с винтовками, беспорядочно торчавшими во все стороны. Там и здесь, точно бугры в поле, поднимались над толпой верблюды и лошади и телеги, груженные вещами и людьми. Крик верблюдов, отрывистая брань возчиков, пыхтение лошадей рождали шум недобрый. В двух-трех местах маячили офицеры — в серых шинелях с золотыми погонами, в серых папахах. Они ехали верхом или в тарантасах.

Андронов догнал передние ряды. Поп Успенский потрухивал за ним. Широкая фура, запряженная парой, ползла впереди всех телег. Крепкий большой старик правил лошадьми. Андронов поехал рядом с фурой. Старик оглянулся на него и посветлел весь — заулыбался.

— Устроили?

— Устроил.

— Не догонят?

— Посмотрим.

Старик понизил голос:

— Пожалуй, плохо.

— Хорошего мало. Но что делать?

Они долгими взглядами посмотрели друг на друга, как старые заговорщики. Лошади фыркали, позади кричали верблюды, ругались погонщики и возчики.

Андронов разложил карту на коленях, вынул часы, сверился.

— Сейчас бы нужно быть стоянке.

— Поселок, что ли?

— Целая станица. Должно быть, вот за той горой.

Он подозвал киргиза, показал вперед — на дальние барханы, спросил!

— Чуйрак там?

Киргиз помотал головой, осклабился.

— Нет Чуйрак. Феклист там.

— Ага, Феклистовский поселок. Понимаю. Посмотрим.

Казаки и солдаты, шедшие вблизи, заговорили:

— Стоянка, стоянка!

Сыропятов на белой лошади проскакал вперед. Разведчики уже маячили на дальних барханах.

— Стоянка! — пронеслось по всей цепи.

И весь отряд сразу повеселел, оживился. Даже верблюды прибавили шагу.

Старик на фуре погнал лошадей. Поп Успенский крикнул:

— Дедушка Щипков! Вы мне квартирку-то потеплее отведите!

И засмеялся. Старик оглянулся, кивнул головой.

Поскакали казаки — эти всегда впереди — к добыче и к теплу. Поп Успенский тоже поскакал — нелепо запрыгал в седле. Но выехали на бархан — дальше равнина была все такой же пустой: нигде ни домов, ни деревьев. Только серые пятна виднелись справа. Разведчики уже подходили к ним.