— Да как же он причинен? Присылал свах — девку мою брать. Аль он тебе не говорил про это?
— Ну так что ж? Парень неплохой.
— Может, и не плохой, да ведь голытьба! По миру ходить?
Кондрат погладил бороду, помолчал.
— Больно ты начетистый, Влас. Ныне, брат, такими женихами не кидаются. Слыхал, в городу как? Штукатур, двадцати годов ему нет, а он уже пять жен сменил. Ты гляди не на имущество, а гляди на человека. Хоть ты и живешь вроде помещика, да и наше дело не плохое.
— Не плохое? Это у тебя не плохое, ты хозяин. А этот — всегда в работниках. Э, что там зря калякать!
— Ты наше дело не хай. Наше дело — святое, апостолы были рыбаками.
— Ну, вот… твой апостол… все прошедшее лето и всю зиму к моей девке подсмаливался.
— Придет время — и он встанет на ноги. Кузьму-то Пузрова знаешь? Напал на косяк — вот тебе сразу и достаток.
— Ищи их, твои косяки. Я всю жизнь сам слежу, а ни разу не доводилось найти. Сам-то ты сколько раз находил?
— Ну, я не говорю, что он обязательно найдет. Только ты зря парня хаишь.
— Э, что там… Ты скажи, надолго сюда?
— Что ж? До спаду. Вот матушка как поднялась ныне. Весь Приверх залила.
— Ныне, пожалуй, и Кривиль захватит.
— Недели три придется у тебя здесь постоять.
— Поймали чего?
— Ныне нет. К вечеру приезжай, авось и на твою долю будет.
— Что ж, я приеду. Аль девку пришлю…
— Присылай, мы дадим.
Влас грузно влез в лодку, поплыл, сильно работая веслами; когда лодка скрылась, из кустов вышел Костя. Кондрат смешливо махнул рукой:
— Ну, счастлив, что Влас тебя не видал. С ружьем приезжал. Насолил ты ему. Не попадайся теперь…
Костя ничего не ответил и торопливо полез под осокорь отыскивать змей.
Перед вечером Костя ездил на Верхний перекат, где стояли верши и ивовые короба. Вода все еще поднималась, рыба рвалась на мели, и Костя вернулся с перегруженной лодкой. Солнце уже склонилось к дальним заволжским горам, вся вода светилась розовым светом, зеленые верхушки деревьев, еще не залитые водой, казались красными. На стану никого, кроме Кондрата, не было.
— Что так долго? — спросил Кондрат, подходя к берегу.
— Возни было много, — нехотя, лениво ответил Костя.
Он не сказал: рыбы много, он сказал: возни, потому что сказать про рыбу — сглазить.
— Что ж, веди лодку вон в ту заводь. Я садок туда перетащу.
— Пожалуй, надо два, — опять нехотя сказал Костя.
Кондрат мельком глянул на Костю.
— Что ж, дадим и два.
Костя поехал на лодке в заводь за кусты, а Кондрат берегом потащил туда круглый ивовый садок. Он сам, стоя по колено в воде, вбил крепкий кол, к нему привязал толстую веревку и к веревке садок.
— Ну, сгружай, — сурово сказал он, — а я схожу за другим садком.
Костя принялся саком вылавливать из лодки рыбу и сыпать в садок. Когда Кондрат вернулся, садок уже загруз наполовину. Кондрат поднял его за край. Крупная рыба забилась об ивовые стенки.
— Ага, сазан пошел?
— Да, пошел. Я косячки небольшие видел.
— Ну, раз есть небольшие, будут и большие.
Они торопливо разгрузили лодку.
Пять небольших сазанов Кондратий кинул на берег, на траву. Потом, сломив лозину, поднял рыб, нанизал их на прут и сказал Косте:
— Пойдем ужин готовить. Чу… никак, кто-то едет?
В ракитных зарослях плескались весла.
— Наши, — решил Костя.
— Ну, наши. Нешто не слышишь, как веслами хлюпает? Влас, должно быть… Ты вот что, парень, ты пока схоронись. Я наврал ему утром — сказал, тебя нет здесь, — ложь во спасение, а то бы заорал, заругался! Пусть сперва попривыкнет к нам, там уж и откроемся.
— Ау, где вы? — раздался за кустами девичий голос.
Кондрат — за минуту суровый — вдруг осклабился.
— Ишь, сама принчеса приехала.
Он торопливо пошел берегом к стану.
— А-у! В траву! — шутливо закричал он надтреснутым стариковским голосом.
Он отошел к стану, а там у берега уже стояла черная стражникова лодка, и в ней сидела рыжеволосая дебелая девка в белой кофте с короткими рукавами.
— Это ты, Дуняшка? — закричал Кондрат. — Милости просим. Хорошо, что ты приехала, а то я уж собирался к тебе ехать, жить без тебя не могу.
Дунька звонко засмеялась.
— А я тоже, дедушка, тебя ждала-ждала — все глазенки проглядела.
— Ох-хо-хо. Ну что ж, вылезай. Угощу чем бог послал.
Дунька, смеясь, выпрыгнула из лодки в траву — ее босые ноги казались розовыми.
— Тятенька прислал спросить, не дашь ли рыбки.