1930
ПОСЛЕДНИЙ ВЫСТРЕЛ
Часы на Спасской башне в Кремле играют «Интернационал».
Точно стая перелетных птиц в небе, они перекликаются в полдень и в полночь и перекликом зовут вдаль — к борьбе и будущему. Десять лет назад, в день Первого мая, они заиграли впервые гимн рабочих всего мира. До этого часы молчали пять лет, потеряв голос в октябрьскую ночь, когда в Москве шли уличные бои. Солдат революции Егор Толчков заставил их тогда замолчать, возмущенный их старой песнью…
…Толчков прошел по темной казарме, переполненной спящими, проорал во всю глотку:
— Товарищи! Кто хорошо знает Москву? Иди в канцелярию! Товарищи!
Фонариком он освещал нары. Перепуганные, бледные лица поднимались на крик:
— А? Что? Москву? А-ну, ребята, кто москвичи?
Толчков прошел до конца казармы, — солдаты, уставшие после четырехсуточной борьбы, спали каменно, и надо было многих будить. Через пять минут в канцелярию пришло семеро. Наскоро накинув шинели, они на ходу застегивались. Лампочка светила под потолком. Лица были встревожены: «Что такое?»
— Вы хорошо знаете Москву? Откуда лучше всего видно Кремль? — торопливо приступил Толчков.
Все семеро переглянулись. Откуда? Из многих мест хорошо видно Кремль: с Каменного моста, например, с Воробьевых гор…
— Нет, вы мне укажите такое место, чтоб можно подъехать с орудиями и бить прямым выстрелом. Бить надо в Малый дворец. Там сейчас штаб белых… а на Каменный нельзя. Нас перебьют, как ворон.
Низенький большеголовый фейерверкер спохватился:
— А, вот, лучше всего видно Кремль со Швивой горки. Оттуда как на ладони. Там есть церковь Никиты. Я помню, от нее Малый дворец хорошо видать. И подъехать можно незаметно, переулками.
— И ты знаешь дорогу? Чтобы под обстрел не попасть? А ну, веди.
В темноте под моросящим дождем батарея двинулась по улицам и переулкам. Впереди на зарядном ящике ехал большеголовый солдат-москвич, указывая путь, а Толчков верхом на лошади крутился справа и слева. Обе пушки тяжело ворчали по камням мостовой, зарядные ящики гремели звонко. А впереди и сзади шли цепи пехоты с винтовками наготове, дробно стуча сапогами. Цепи прикрывали батарею. Весь воздух дрожал от пулеметной трескотни, ухал от пушечных выстрелов, что доносились с Воробьевых гор и Ходынки. Полыхающее зарево красной тучей стояло над огромным городом, фасады домов с темными окнами, как лица со слепыми глазами, тревожно менялись. Порой впереди резкий голос орал:
— Кто идет? Стой! Пропуск!
То были заставы восставших. Толчков на лошади скакал к ним, совал бумажку.
— В Кремль! Прямой наводкой!
Улицами и переулками мимо вокзалов и дальше через Яузу батарея к рассвету добралась на Швивую горку. В мутном рассвете красная церковь Никиты с белыми наличниками казалась зловещей громадой. Зарево пожара отражалось в ее окнах и в стеклянной галерее. Егор Толчков верхом въехал в ограду, объехал церковь кругом. Вниз от церкви целой сетью спускались кривые переулки. Кремль на ближнем холме был виден весь. Черные башни вонзались в небо. Храмы и дворцы стояли безмолвно, притихшие, придавленные. За Кремлем полыхал пожар.
Толчков подал знак, и пушки въехали в ограду. Все делалось очень торопливо: всем хотелось, чтобы до полного рассвета можно было встать незаметно на позиции. Зарядные ящики встали за церковью. Ездовые быстро отпрягли лошадей, увели за церковь, пушки выставили хоботы через ограду. Ограда и липы прекрасно маскировали батарею. В самый разгар установки вдруг из-за церкви вышел бородатый поп в черной шляпе-полукотелке и с ним молодая девушка. Поп, сердито хмурясь, подошел к Толчкову, все еще кружившемуся верхом на лошади, сказал строго:
— Вы начальник здесь? Уберите пушки отсюда! Нельзя стрелять там, где святыни.
Толчков плетью показал на Кремль, спросил запальчиво:
— А там святыни есть? Ага. А ты не видишь, как оттуда стреляют в нас? Что ж, от тех святынь стрелять можно в нас, а от этой в них нельзя?
— Все равно, отсюда стрелять нельзя, — упрямо отрезал поп.
Толчков кинул плеть, резким движением вынул из кобуры револьвер и направил его попу в лицо:
— Уйди, гад, прочь! Застрелю!
Поп в испуге поднял руки, сделал шаг назад и, споткнувшись о камень, грохнулся наземь. Девушка кинулась на него, защищая его от выстрела. Толчков, размахивая револьвером, кричал: