Иван Михайлович понизил голос. Виктор насторожился: кошка за добычей — котенок учится. Вдруг калитка торопливо стукнула, и из-за кустов выбежала Ксюта — горничная.
— Иван Михайлович, пожалуйте, гость приехал!
— Кто?
— Василий Севастьянович Зеленов.
Отец искоса глянул на Виктора. Виктор побледнел. Он понял, что сейчас настала самая решительная минута. Отец встал.
— Ну, Витя, пойдем!
— Я, папа, не пойду.
Оба они смотрели друг на друга с улыбкой. И оба они чувствовали, как внутри у них катится жестокое, страшное. Отец заговорил прерывистым голосом:
— Ты… понимаешь? Ради тебя приехал! Хочет посмотреть.
— Чего же меня смотреть? Я не картина.
— Поговорить хочет.
— О чем говорить?
Виктор глянул отцу в глаза и увидел страшное.
— Папа, ты перестань! — Виктор встал из-за стола. — Будем откровенны. Женить меня на Лизе Зеленовой тебе не удастся. Я сам себе выберу жену. Ну и… к дьяволу Зеленовых!
— А-а, ты так?
— Да, я так. Что это, в самом деле! Нас, как скотов, собираются свести.
— Как скотов?
— Да, как скотов! Ни она меня, ни я ее и видеть не желаем.
— Она желает тебя видеть.
— Ты уже справился об этом? Ага! Так я не желаю ее видеть.
— Виктор, это ты говоришь?
— Да, это я говорю. Ну, папа, довольно! Ты хочешь со мной навеки поссориться? Ссорься. Но знай: в этом пункте я никогда не уступлю. Не нужны мне ваши деньги. Мне с женой жить, а не с деньгами.
Иван Михайлович шумно задышал, лицо у него стало как свекла. Он захрипел приглушенно:
— А ты… знаешь? Я могу выгнать тебя… как бешеную собаку… на улицу?
— Ого!.. Выгонять? Что ж, выгоняй!.. Я могу уйти. Если хочешь, сейчас уйду.
Виктор повернулся и пошел по тропинке к дому, мимо оторопевшей, перепуганной Ксюты. Отец сделал два шага вслед ему, протянул руку, крикнул:
— Витька!
Виктор глянул на него через плечо, приостановился.
— Что, папа?
— Смотри. Прокляну!
Виктор повернулся к отцу весь, заговорил твердо:
— Папа, опомнись! Ты потом сам будешь раскаиваться. Смотри, папа! Ты, конечно, можешь меня проклинать. Это дело твое. А я все равно не уступлю тебе. Я не позволю себя женить. Я женюсь сам…
Иван Михайлович скрипнул зубами, застонал.
— У, подлец! Научился говорить-то?..
И грузно хлопнулся на скамью, у стола, сжимая руками голову, и разом встрепенулся, заорал Ксюте:
— А ты, сволочь, чего здесь стоишь? Ступай скажи, что меня дома нет. Пусть убирается к…
Ксюта бросилась бежать. Иван Михайлович упал головой на стол, вцепился руками в волосы. Виктор минуту стоял молча над ним. Потом заговорил:
— Ну, папа, перестань! Нашел из-за чего ссориться! Ты же подумай обо мне. Я же один у тебя, как и ты у меня один. И вдруг ссора из-за каких-то Зеленовых.
Отец дрыгнул плечами раз, другой, всхлипнул. Виктор беспомощно стоял над ним.
— Ну, папа, ну, милый!..
— Э, пропало дело! — Отец махнул рукой.
Из-за кустов поспешно вышла Ксения Григорьевна.
— Чтой-то у вас тут?
Увидев плачущего Ивана Михайловича, она вся затряслась, всплеснула толстыми руками.
— Ой, батюшки! Ой, господи! Да чтой-то у вас? Витюшка, милый! Чтой-то ты?
— Вот, воспитали сынка! Не сын, а камень.
— Папа, перестань!
— Что перестань? Ну? Да ты знаешь, что ты сейчас сделал?
— Что сделал? А ничего. Ну их к дьяволу, твоих Зеленовых!
— А-а, батюшки! — простонала мать.
— Видала? — повернувшись к ней, спросил отец. — Видала, что сынок-то выкамаривает? — Он сердито рассмеялся. — Воспитали дитятко! Образование дали!
Мать жалостливо посмотрела на сына:
— Вот говорила бабушка-покойница: не пускать далеко в науку. Ты сам виноват, Иван Михайлович! Сам настоял.
Виктор, словно его щекотнул кто, неудержимо захохотал. Отец хмуро глянул на него.
— Брось-ка ты смеяться-то!
— Папа! Ну, папа, ты же пойми!
— Да, сынок! Я понял: миллиона полтора из нашего кармана сейчас вылетело…
Пудовая тяжесть легла на дом Андроновых после этого дня. Отец замкнулся, не говорил с Виктором. Мать вздыхала, стонала. Виктор не знал, куда деться от тоски. Он был рад, когда пришло время объехать хутора, посмотреть посевы, узнать, как идет подготовка к жнитву. Отец холодно, как приказчику, рассказал ему, что и где надо сделать, и холодно простился. Мать плакала. Никогда Виктору не казался таким постылым родной дом.
Но опять просторы, опять непыленые дороги, крик степных птиц, и ветер, и тихие ночи, и эти удивительные восходы, когда солнце небывало огромным золотым шаром поднимается над дальним горизонтом. Как вольно дышит грудь!