Где-то вправо шум воды стал усиливаться. Виктор прислушался. Там шумел водопад.
И там же брезжил неясный серый свет. Королек сам повернул на свет и шум, пошел быстрее. Сразу надвинулось черное, огромное. Виктор различил высокую крышу. Королек повернул вдоль стены, свет ударил из-за угла, и Виктор увидел двор с огромными весами, похожими на виселицу. Свет глядел сквозь сетку дождя из маленького окна. Две собаки бросились под ноги лошади, залаяли истерично.
Через минуту голос спросил из темноты:
— Эй, кто там?
— Ночевать пустите. Заблудился.
— Кто такой? Откуда?
Виктор назвал себя. Из темноты вынырнула фигура — странная, похожая на конус.
— Виктор Иванович?
— Я.
— Пожалуйте, пожалуйте! Милости просим! В какую погоду попали. Ай-ай-ай!
Виктор слез с Королька. Ноги у него задеревенели. Все тело было охвачено сыростью.
— Куда же я попал?
— На зеленовский хутор.
Виктор испугался: «Вот дьявол занес!» Но делать было нечего.
— Пожалуйте! Заходите в избу! Сейчас все справим. И лошадку уберем.
Виктор, нашаривая руками, прошел сенями к щели, светившейся в темноте. Мужик шел за ним. Отворилась дверь. Яркий свет ударил в глаза. Большая комната, на столе — лампа. Мужик шагнул вслед за Виктором, снял с головы мешок, надетый конусом, сказал:
— Пожалуйте, сейчас побегу, скажу про вас.
— Кому скажешь?
— Барыня здесь. Доложусь.
— Не надо. Ты дай мне твою сухую рубаху, я переоденусь, и постели мне сена.
— Как можно? Доложиться надо.
Он поспешно ушел. Виктор снял мокрый плащ, с которого на пол уже успела натечь лужа, снял тужурку. Серые мокрые пятна сплошь заполнили суровую рубашку. Сердце колотилось сильно.
Мужик вернулся скоро.
— Пожалуйте! Приказано вас в другую помещению вести.
— Кто приказал?
— Сама барыня. Велела самовар вам изготовить, одежу припасают сухую.
— Я же тебе сказал, чтобы ты никому ничего не говорил.
— Нельзя, Виктор Иванович! Наше дело такое. Доложиться надо. Вы не простой гость у нас. Как можно?
Темным двором прошли куда-то. Мужик все кричал:
— Здесь не оступитесь! Ямка здесь!
Слева блеснули окна, перед ними — кусты. На мокрых листьях играл свет.
Вошли в сени, сенями дальше. И Виктор попал в высокую комнату с вязаными половиками, с картинками по стенам, широкой кроватью. Пахло чем-то приятным, городским, чистым, культурным. Старушка в очках кланялась ему в пояс.
— Пожалуйте, гость дорогой! Пробило насквозь, поди? Самовар готовим, чайком попоим. Барыня приказали вам переодеться, вот здесь все лежит.
Старуха указала на постель, где горкой лежало белье.
— Переодевайтесь. А потом чайку попьете. Я малинки заварю, а то простудитесь.
Виктор поблагодарил, улыбаясь. А про себя ругался крепко: «Дьявол занес!»
Рубашка была огромной. Кальсоны — широченные: два Виктора поместятся. Виктор усмехнулся:
«Самого Василия Севастьяновича лохмоты…»
Старуха принесла самовар, заговорила умильно:
— Господи, батюшка, а как барыня-то беспокоится: не простудились бы вы! Пейте, кушайте! Медку вот. Свежий. Пот хорошо гонит. Покушайте обязательно.
— Спасибо, спасибо! Вы не беспокойтесь. Только, пожалуйста, распорядитесь, чтобы мне высушили одежду. Я весь промок.
— Высушим. Ну как можно, чтоб мокрое?
Согретый горячим чаем и медом, Виктор лег в широкую постель и задохнулся от удовольствия, чистоты, удобства. На хуторе, где он постоянно спал на сене, он уже забыл, что такое хорошая кровать.
«Вот она — культура!»
Торопливо он подумал о Лизе Зеленовой. Где она? Он вспомнил тот жест, что сделал отец, рассказывая о Лизе: «Тушная она такая!» И стало противно. Он понимал, что ухаживают здесь за ним недаром. И сердито усмехнулся: «Ну что ж, пусть поухаживают! Завтра уеду пораньше».