— Стали такие дочки — смотри да смотри, — брезгливо поморщился Василий Севастьянович. — Гляжу я на нашу Симку: вертится, будто ее бесы шилом тычут в какое-то место. Беда!
Ольга Петровна махнула на мужа рукой:
— Ну, уж ты и скажешь! Девка как девка. И никакие бесы ее шилом не тычут. Знамо, молода, повеселиться хочется…
Из-за обеда встали отяжелевшие. Василий Севастьянович сказал жене:
— Ты поезжай домой — Сима скоро придет, — а я здесь посплю, потом мне с зятьком надо поговорить о деле.
Он зевнул и перекрестил рот, пошел в диванную — здесь он обычно спал, когда оставался у Андроновых, и не успели уйти из столовой женщины — уже густой басистый храп пополз из-за двери. Ольга Петровна сказала:
— Вот счастливый-то: как ляжет, сейчас уснет. А я иной раз ворочаюсь, ворочаюсь, думаю, думаю, — чистая беда!
Смеркалось уже — Василий Севастьянович, расчесывая бороду и позевывая, пришел в кабинет к Виктору Ивановичу.
Кабинет еще был полупустынен, похож на обширную студенческую комнату, но уже хозяйственно протянулись книжные шкафы вдоль стен, и обширен был письменный стол между двумя окнами, выходившими на Волгу. Передний угол закрылся темными иконами, и в половину стены протянулась карта Нижнего и Среднего Поволжья. Блестящие приборы — рычаги, колеса и стаканы — стояли на столике в другом углу, и там же, на окне, белело множество маленьких мешочков с пробами пшеницы и ржи. И на каждом мешочке — записка, привязанная ниткою. Виктор Иванович сидел в глубоком кожаном кресле, читал книгу, когда пришли к нему тесть и отец. Он отложил книгу и костяной разрезальный нож.
— Вы как заговорщики. Смотрю на вас — все шепчетесь.
Василий Севастьянович усмехнулся:
— Хе-хе, это ты, пожалуй, правильно: заговорщики. И знаешь, против кого заговор? Против тебя. Что ни толкуй, зятек, а как я говорил, так и надо сделать.
— Вы о чем?
— Надо теперь же расширить скупку.
Виктор Иванович нахмурился.
— Не понимаю, какой смысл.
— А смысл один: сейчас купим по рублю, весной продадим по полтора.
— Да, продадим. Продадим и осрамим себя. Сейчас наше зерно стоит на первом месте, потому что мы сами производители. Наша пшеница так и известна за границей под именем цветогорской. А купим неизвестно что.
— Мы не без глаз. Будем смотреть.
— С нашими приказчиками усмотришь!
— Ничего, усмотрим. Ежели на чем и нарвемся, можно будет у нас в России спустить. И смотри, еще прибыль получим не меньше заграничной.
— Верно, верно, Витя! — шумно заговорил Иван Михайлович. — Сват правду говорит. Надо скупку поставить шире. Гляди, везде стали появляться чужие люди. Зачем им ходу давать? Мы все сможем к своим рукам прибрать.
— Я все-таки думаю, что мы прежде всего должны быть производителями хлеба, а не скупщиками.
— Да пойми, что скупать пшеницу и легче, и риску меньше. Чем ты рискуешь, когда сеешь? Можно сказать — всем. Не уродилось — вот ты и сел на кукан. А купленная пшеница у тебя всегда в амбаре…
— Может быть, это и правильно, а все же нам надо настоящее дело ставить — посевы.
— Кто говорит против? При урожае посев даст прибыль — куда там скупке! Ну, только посев скупке не помеха.
Они заговорили неторопливо, не споря, спокойно перебирая, что выгоднее расширить — скупку или посев. Виктор Иванович понимал их: оба старика шли по пути старому, сто раз испытанному — купить, продать, нажить.
— На наших землях мы будем собирать такое зерно, что у нас в Европе с руками оторвут. А чужое зерно — дело неверное.
— А ты так делай: за границу свое, а в Москву чужое.
Виктор улыбнулся.
— К Европе лицом, а к России спиной?
— Ничего. Наши все съедят. Ежели почище дело поведем, так все рады будут. Ты гляди, вот нынешний год посев дал полмиллиона, а скупим больше.
— Скупите — заплатите миллион, а на посев вы и двухсот тысяч не истратили. И притом зерно не в пример лучше.
— А я так полагаю: и там и здесь дело вширь пустить, — сказал Василий Севастьянович и плутовски прищурил левый глаз. — Пропадай моя телега, все четыре колеса.
Оба Андроновы засмеялись.
— Известно, ты хапуга мужик! — покачал головой Иван Михайлович. — Свово не упустишь.
— А чего глядеть? Деньги сами в руки лезут, а мы собираемся их отталкивать. К чему это? Аль у нас детей и внуков нет? Надо глядеть дальше.
Он передернул плечами.
— Вы вот что возьмите во внимание: кому предпочтение отдать — крупному купцу аль мелкому скупщику? У крупного — большой оборот. Он и малым про́центом будет доволен. А у скупщика оборот аховый. Он норовит захватить побольше, поэтому назначает непомерный про́цент. Мы, богачи, нужнее для жизни, — жить с нами честнее.