Третья идея касается конфигурации сил, которые действуют внутри психологических систем субъекта, а также в тех социальных системах, частью которых он является. Конкретно речь идет о том, что спокойствие этих систем лишь кажущееся. На самом деле эти системы являются внутренне напряженными и их стабильность поддерживается сложным балансом множества противоположно направленных сил, которые находятся в равновесии. Это равновесие достаточно устойчиво и может до поры до времени противостоять напору внешних воздействий. Но если все же его удается нарушить, то изменения приобретают лавинообразный характер, поскольку высвобождаются мощные силы, уже до этого существовавшие внутри системы. Для внешних наблюдателей эти изменения выглядят неожиданными, поскольку они часто не замечают динамического («квазистационарного») характера стабильности напряженных систем. Примечательно, что в качестве примеров такого впечатляющего изменения квазистационарной системы авторы рассматривают разрушения социалистических режимов в СССР и странах бывшего Восточного блока, последовавшие друг за другом как цепная реакция в конце 80-х — начале 90-х годов.
Уже самого по себе описания этих «трех китов» социальной психологии хватило бы для новаторской и поучительной книги (и мы уверены, что многие преподаватели будут считать достаточным, если студенты или аспиранты ознакомятся с тремя первыми ее главами), но авторы пошли дальше и рассмотрели то, каким образом эти идейные достижения социальной психологии связаны с задачами предсказания (или, как минимум, объяснения) человеческого поведения.
Четвертая, пятая и шестая главы книги посвящены скрупулезному анализу того, что могут (и главное, чего не могут) дать для предсказания поведения опирающиеся на информацию только о свойствах личности подходы, которые принято называть диспозиционными. Вызывает восхищение та тщательность и глубина, с которой авторы пытаются докопаться до психологического смысла столь хорошо всем известных коэффициентов корреляции и других привычных статистических показателей (по этой причине, кстати, четвертая глава — самая трудная, и ее при первом чтении книги можно пропустить).
Росс и Нисбетт убедительно показывают, что, судя по корреляциям, полученным в строго контролируемых научных исследованиях, диспозиционные, т.е. базирующиеся на свойствах человека, прогнозы поведения конкретного человека в конкретной новой ситуации малоэффективны. Данный вывод покушается не только на наши интуитивные убеждения, но и на огромное количество процедур и традиций, принятых в современном обществе. Речь идет о практике отбора и подбора людей на различные профессиональные позиции — практике, которая существует как в обычных службах по подбору кадров, так и у специалистов по разработке утонченных программ отбора космонавтов, сотрудников спецслужб и т.п. Этот вывод покушается также на предвыборные программы, акцентирующие сложившиеся черты личности кандидата, на литературную и журналистскую традиции, задающие образ героя набором его устойчивых черт и «пожизненных» особенностей поведения, и, наконец, на наши собственные повседневные обсуждения друг друга и самих себя, сплошь построенные на объяснениях поведения на основе личностных особенностей. И вдруг оказывается, что все эти процедуры и традиции лишены смысла, поскольку, судя по результатам эмпирических исследований, согласованность поведения человека в разных ситуациях очень низка.
К счастью, дело обстоит не столь трагично, поскольку в повседневной жизни человек обычно действует в ограниченном круге повторяющихся ситуаций. И потому, наблюдая и прогнозируя его поведение, мы неявно исходим из того, что даже другая ситуация будет не так уж сильно отличаться от нынешней. Это обстоятельство помогает нам успешно прогнозировать поведение и эффективно взаимодействовать с людьми, иными словами, черты личности в определенном диапазоне «работают», поскольку на самом деле они, если так можно выразиться, являются «чертами личности-и-ситуаций» данного человека.
Чтобы пояснять этот сложный ход своих рассуждений, авторы прибегают к аналогии с физикой. Почти во всех физических взаимодействиях, с которыми нам приходится сталкиваться в повседневной жизни, мы вполне обходимся ньютоновской и даже еще более некорректной аристотелевской физикой, и только в особых условиях (при скоростях, близких к скорости света) ученым приходится использовать более общую физическую теорию Эйнштейна. Точно так же дело обстоит и с человеческим поведением: обыденный диспозиционизм вполне срабатывает, пока не возникает некая нетипичная, нестандартная, «остраненная» ситуация, например, та, что смоделировал в своем знаменитом исследовании Стэнли Милгрэм. И в этих случаях часто пропадают индивидуальные различия, а большинство людей начинают действовать так, как диктуют внешние давления и ограничения и стоящие за ними люди-манипуляторы разного масштаба.