— Вот тебе и папуас! — добавил Брук.
За Стриклендом река Фляй уже, мельче, она потеряла добрую половину воды, получаемой из притока. Со стороны моря до Стрикленда иногда можно добраться пароходом, но выше плавать судам невозможно. Здесь раза два побывали только исследователи. У наших путешественников были те преимущества, что их катер мог идти даже при самой незначительной глубине.
Берега сдвинулись, стали выше и круче. Течение здесь было сильнее, и катер вверх по реке продвигался медленно. Кое-где даже случалось, что его относило назад. Стали встречаться подводные камни, поэтому нечего было думать о движении ночью.
И вот однажды на катере снова раздался крик:
— Смотрите, смотрите, слева всадник!
На этот раз уже все увидели далеко на горизонте человека, едущего верхом. Лошадь шла шагом, держа направление на запад.
Брук посмотрел в бинокль и удивленно воскликнул:
— Да их же двое на лошади!
— Очень странно! — пожал плечами Скотт и поднес к глазам бинокль, но ничего не увидел, так как лошадь со всадником — или всадниками — скрылась за холмом.
Путники не знали, что и думать. Мало того, что лошадь оказалась реальностью, — почему на ней двое? Кто они? Как попали в эти места?
Не успели найти ответ на эти вопросы, как возникли новые, более важные заботы. Чтобы не тратить времени, им приходилось останавливаться редко и жить главным образом теми запасами, которые имелись на катере. А запасы были ограниченны, так как катер был невелик и загружен, в основном, оружием. Собираясь в экспедицию, наши путники рассудили верно: с оружием в лесах не погибнешь с голоду. Но оказалось, что дичи гораздо меньше, чем предполагали. В начале пути еще удавалось кое-где подстрелить утку, но теперь у возвышенных берегов уток больше не встречалось. Там, где река была многоводной, рыба попадалась в изобилии, а в мелководье, чтобы ее поймать, приходилось тратить слишком много труда и времени.
На суше водились казуары, но за ними можно гоняться только на лошади. И, чтобы подстеречь эту птицу, надо немало времени и сил. Что же касается плодовых деревьев, то их здесь так же немного, как и в наших лесах. Ведь они обычно выращиваются только человеком. Лишь его труд делает изобильной местность, которая с виду может показаться райской, а на деле бесплодна.
Правда, запасы у наших путников пока не иссякли, но следовало подумать о будущем.
Однажды справа, в трех — четырех километрах от берега, они заметили деревню. Решили зайти туда, выменять у папуасов что-нибудь из съестного.
Деревня стояла на берегу небольшого озера, ручей соединял его с рекой. Едва только жители увидели, что к деревушке приближаются чужие, как сразу пустились наутек. Европейцы кричали им, показывали знаками, что идут к ним с добрыми намерениями, — ничто не помогло, папуасы только еще сильнее пугались.
Придя в опустевшую деревню, заглянули в одну, в другую хижину — нигде ни души. Осталась лишь кое-какая утварь: корзины и циновки, искусно сплетенные из травы, кинжалы и стрелы из кости казуара.
— Полюбуйтесь на эту игрушку! — сказал Кандараки, показывая на высушенную человеческую голову. На нее стоило обратить внимание. Это была кожа, аккуратно снятая с черепа и набитая сухой травой. Рот и глаза широко раскрыты и подмазаны красной краской. Тут же лежали и голые черепа, раскрашенные в разные цвета.
— Взгляните, сколько на них рубцов, — обратил внимание Скотт, — несомненно, их добыли в бою.
— А их обладателей сожрали, — добавил Брук.
— Возможно, — согласился Скотт, — но почему нигде ничего съестного? Что они едят?
— Едят друг друга, — подсказал Брук.
— Где-нибудь в стороне, в лесу у них есть огороды, — объяснил Кандараки, — а кроме того, они разводят свиней и собак для еды.
— Жрать собак или друг друга — все одно и то же!
На единственной улице увидели поросят. Раздались выстрелы, двух убили. Эхо разнеслось по окрестности, и притаившиеся обитатели деревушки радовались, что успели убежать. Они были уверены, что страшные белые враги явились за тем, чтобы уничтожить их со всем имуществом. Разве этот гром, который они слышали, не свидетельствовал о намерениях пришельцев?
Возвращались берегом ручья. Выйдя на одну из полянок, остановились, как зачарованные. Даже Брук не выдержал и сказал:
— Что за чудесный уголок!
Со всех сторон свешивались удивительные цветы, диаметром в полметра каждый, называемые здесь муккуни. Это растение приспособилось жить на деревьях. Муккуни создают впечатление, будто весь лес зацвел одними и теми же цветами — ярко-оранжевой, словно пламя, окраски. И такие же яркие, как огонь, порхали с цветка на цветок знаменитые райские птицы. Когда они прикасались к цветам, казалось, что колеблется пламя.