Саку склонился над одним из убитых и все понял: это был Мукку!
Значит, они напали на Какаду с другой стороны. Теперь становилось ясным только что происшедшее. Чуть в стороне он увидел мертвого Мапу. В спине у него торчала стрела, а на груди зияла рана от пули. Бедняга так и не дождался, когда бог смягчит сердца белых и Мукку.
— Боже! — простонал Саку. — Где твоя любовь?! Где твоя правда?
— Поджечь хижины! — приказал Скотт. Через минуту вся деревня пылала.
Сплетенные из ветвей хижины легко вспыхивали и горели весело, ярко.
Между тем, папуасы отошли за деревья и оттуда начали пускать в белых стрелу за стрелой. Одна из них угодила в Скотта, но, потеряв силу в полете, только запуталась в одежде.
— Вперед! — скомандовал Скотт.
Черные отступали от дерева к дереву, все время отстреливаясь из луков. Теперь уже смешались и Мукку и Какаду, вместе защищаясь от общего врага.
Так белые подошли к тому месту, где на деревьях были устроены хижины и в них укрывались женщины и дети. Папуасы были уверены, что сюда никакой враг не доберется. В этом они уже не раз убеждались, когда подвергались нападению враждебных родов. Если иной раз случалось, что хитрый враг пробовал подрубить дерево, тогда ему на голову, как дождь, сыпались камни и стрелы.
Кто успел, присоединился к женщинам; остальные побежали в глубь леса. И в белых полетели сверху камни и стрелы. Один из сипаев был тяжело ранен.
— А, вот как! — закричал разъяренный Скотт. — Взорвать дерево!
В это время подле него очутился Саку.
— Ради Христа! — со слезами просил он. — Остановитесь: там женщины и дети!
— Прочь! — загремел на него Скотт. — Негодяи будут наказаны!
Но Саку не отходил. Он стал на колени, хватался за полу куртки Скотта и все говорил и говорил — О Христе, о всепрощении…
— Уведите этого полоумного! — крикнул Скотт сипаю.
Тот взял Саку за плечи и резко оттолкнул в сторону.
Раздался взрыв — первый взрыв в этих краях. Папуасы видели и слышали чудодейственный гром — тот, что был в руках у белых. Но этот гром загрохотал, казалось, без участия людей… Дикие, нечеловеческие вопли и стоны раздались в лесу. Дерево затрещало, зашаталось, потом сильно накренилось. С его ветвей падали на землю мужчины, женщины, дети, среди них Саку узнал свою мать…
Потом взорвали и другие деревья. В лесу стало тихо, слышались только стоны раненых.
Скотт молча взирал на все это. Ему было не по себе. Кажется, впервые в жизни он сознавал, что совершает бесчестный поступок.
Но долг перед родиной прежде всего! На Новой Гвинее так мало англичан, что если черные не будут дрожать при одном упоминании о белых, с ними хлопот не оберешься. И Скотт, не тая в душе злобы к папуасам, действовал как строгий судья и достойный представитель Британской империи.
— Теперь все дикари на много сотен километров вокруг будут знать, что значит нападать на нас! — с удовлетворением произнес Кандараки.
— Да еще будут нам благодарны за то, что мы им заготовили столько человечьего мяса, — добавил Брук.
Саку сидел на поваленном дереве и, казалось, ничего не замечал вокруг.
Когда весь отряд прошел мимо него, он очнулся, встал, выпрямился и, потрясая кулаками, крикнул им вслед:
— Будьте прокляты, звери! Обманщики! — и швырнул далеко в сторону библию, с которой он прежде никогда не расставался.
Скотт, не обернувшись, только пожал плечами и сказал:
— Глупец! Как можно быть таким легковерным!
VI
Опять всадник! — Путешествие пешком. — Неудавшееся нападение папуасов. — Катастрофа. — Один!
На обратном пути каратели подстрелили несколько свиней разбежавшихся от пожара, и вернулись на катер со славой и трофеями.
На катере все было спокойно, только боцман сообщил, что снова видел ту самую таинственную лошадь, которая на сей раз была несколько ближе, и однажды даже слышал в лесу выстрел.
— Быть может, это мы стреляли? — спросил Скотт.
— Нет, — ответил Гуд. — Выстрел был слышен совсем в другой стороне. И всего один выстрел.
— А кто был на лошади?
— Рассмотреть не удалось, но по всему видно, что черный, — ответил Гуд.
— Только этого не хватало! — воскликнул Брук. — Чего доброго, мы скоро встретим какого-нибудь Мапу на автомобиле.
Таинственный всадник вызывал уже нешуточную тревогу. И почему он скрывается? Верно, замышляет что-то недоброе.
А может, он совсем не интересуется экспедицией или даже не знает о ней?
Такое предположение приходилось отбросить: шум мотора, стрельба не могли остаться не замеченными в этих пустынных лесах и равнинах, где не бывает европейцев. Тем более, что этот всадник, как видно, следует за ними уже в продолжение нескольких дней.