Произошло это почти случайно. В допросное отделение МВД привезли профессора языка, преподававшего в Московском университете. Его подозревали в том, что власти в общих чертах называли «деятельностью черного рынка», что означало что угодно, от торговли нелегальной валютой до предметов роскоши и вплоть до прямого и неподдельного шпионажа.
В случае Владимира Лыко, старшего профессора английского языка, это было несколько незаконных валютных операций на сумму около 100 000 долларов. Сомнений не было, доказательства были, деньги выслежены, и об этом сообщил один из учеников профессора.
«Это был январь 1989 года». Степаков прислонился большим задом к спинке стула, как бы собираясь рассказать хорошую историю. «Меня вытащили в час ночи, и я сразу поехал в Лефортово. У МВД было прямое указание связаться со мной, если они когда-нибудь найдут доказательства, ведущие нас в «Чаши Правосудия». Офицер, отвечавший за допрос, сказал мне, что у Лыко есть вещи, о которых он хотел бы поговорить. Он хотел заключить сделку, и, как вы должны знать, это строго противоречит нашей оперативной практике ''. Он широко улыбнулся. «Мы никогда не заключаем сделок. За исключением тех случаев, когда мы много выиграем. Из крошечных желудей. . . Ну, Лико был очень маленьким желудь, а он превратился в очень большое дерево ».
В аэропорту Бонд подумал, что русский будет хорошим рассказчиком. Теперь, с его подвижным клоунским лицом и умением графически описывать, Степаков рассказал им о своей первой встрече с профессором. Бонд был прав. Он озвучивал все голоса.
Лефортово - мрачное место с привидениями в лучшие времена. Зимой действительно уныло. У них был Владимир Лыко в маленькой комнате для допросов. Голая и недружелюбная, со столом и двумя стульями, прикрученными к твердому каменному полу. Заключенный сидел спиной к стене, а прямо за ним, высоко в камне, было небольшое круглое отверстие. Раньше в жертв стреляли из этого крошечного отверстия, обычно как раз тогда, когда следователь брал подписанное ими заявление со стола и отходил в сторону.
Степаков был в своей тяжелой шинели, потому что стены были покрыты льдом. Лыко выглядел, по праву, напуганным. Он был типичным академиком из университета. Суетливый человечек лет сорока с короткими волосами и худым лицом фанатика, в котором когда-то пылкие глаза отражали его ужас. Его руки дрожали, когда Степаков предлагал ему сигарету, и сотруднику КГБ пришлось держать его за запястье, чтобы поддержать его, когда он зажигал для него дым.
«Что ж, Владимир, ты сейчас в хорошем рассоле. Мне говорят, что больше ста тысяч долларов наличными. Это большие деньги. Достаточно денег, чтобы дать вам один год за каждые десять долларов. Один год из десяти в ГУЛАГе. Думаешь, это холодно? Подождите, пока не доберетесь до одного из лагерей. Это будет похоже на летние каникулы, - он замолчал, глядя на мрачную, съеживающуюся фигуру, которая в лучшем случае считала себя одним из живых мертвецов.
«Мальчики сюда вернутся. Они возьмут ваше заявление, ваше признание, и вы его подпишете. Тогда ты предстанешь перед трибуналом и уедешь. Кто-то, у кого это было мягко, как и вы, чувствует себя плохо из-за этого, и стыд проникнет в самое сердце вашей семьи ».
Лыко впервые заговорил: «Я могу предоставить информацию».
'Хорошо. Обеспечьте это. Если информация верна, то приговор может быть отложен на пятьдесят лет. ’
«Я один из. . ... - он остановился, как будто прилагая огромное усилие. «Один из Чаши Правосудия».
- Правда? - удивился Степаков. «Кто эти« Чаши Правосудия »? Не могу сказать, что знаю их ».
«Вы очень хорошо знаете, о чем я говорю. Я могу вам очень помочь. Рассказать детали. '' На секунду Лико, казалось, подключился к источнику внутренней силы. Это было хорошо. Это жалкое извинение перед человеком вызвало некоторое самоуважение.
«Вы можете дать мне имена?»