Ольга Степановна схватила старуху за плечо.
– Какой приют? Тетя оформила над ней опекунство!
– Не тряси ты меня! – рассердилась Кузя. – Что знала, то сказала. Я сама, между прочим, в детдоме четыре года провела, и прекрасное было время. Кормили нас от пуза, я потом в жизни такого омлета не едала. Повариха, дай бог ей здоровья, научила меня корки заваривать… Ты куда, милая моя?
Ольга Степановна почти бежала к остановке.
В конце улицы появился немолодой мужчина в кепке, прихрамывающий на правую ногу.
Вряд ли он несет конверт, подумала Анна, слишком уж заметный тип. Должен явиться хорек, быстрая кусачая тварь, которую сложно запомнить и еще сложнее выследить.
Хромой остановился возле рябины, словно хотел закурить. Но вместо этого, потоптавшись, свернул к дому, достал из кармана конверт, огляделся и сунул его в щель почтового ящика.
Девушка слетела с чердака быстрее, чем почтальон дошел до дороги. Как Анна ни торопилась, она все же успела бросить в рюкзак бутылку воды. Неизвестно, сколько времени займет путь и куда они направятся, а ей нельзя терять силы.
Хромота не мешала мужчине передвигаться довольно быстро. Девушка неотступно следовала за ним, держась на другой стороне улицы. Она ждала от него фокусов вроде остановки перед витриной, в которой отражается преследователь, или развязавшегося шнурка, – приемов, что показывают в фильмах о шпионах, – но человек, принесший конверт, ни разу не обернулся. Они вышли к остановке. Вскоре автобус с табличкой «Ховрино» на лобовом стекле вез их в Москву.
Накрапывал дождик, и Анин капюшон, надвинутый на лоб, выглядел естественно. В метро его пришлось снять. На секунду, увидев толпу перед окошком в кассу, девушка испугалась, но ей вновь улыбнулась удача: хромой встал в хвост соседней очереди.
Анна отвыкла от метро. Сначала ей было тревожно. Но здесь на нее никто не смотрел, и она, успокоившись, притулилась напротив дверей, сунув руки в карманы. Таких, как она, – в спортивных штанах и не по размеру больших толстовках, в кроссовках на толстенной подошве – вокруг было много. Юноши, девушки… И у всех наушники.
Мужчина вышел на «Войковской». Дождался трамвая, и вскоре они ехали по незнакомому Анне району: хромой на средней площадке, Анна сзади, где толпились подростки.
Перестук колес, болтовня, музыка из чужих плееров…
На следующей остановке хромой сошел и пересек неухоженный сквер, заставленный огромными мусорными мешками, доверху набитыми листвой.
Во дворе детского дома, где поселили Аню, росли каштаны. Она собирала шкурки-ежики и гладкие орехи, выкладывала из них картины и разбрасывала перед тем, как вернуться в корпус.
С первого дня в детдоме она интуитивно поняла, что для спасения нужно выталкивать вперед придуманного человека, а настоящего скрыть так глубоко, чтобы вспоминать о нем как можно реже. Не знаешь – не выдашь. И она спрятала себя, как утаила свое настоящее имя. В ней не было ни обиды на судьбу, ни возмущения. Отъезд Ольги Степановны, смерть отца, потеря своего дома… Ее обжитый маленький континент развалился на куски и погрузился на дно.
Ни разу она не задумалась о том, чтобы попросить воспитателей отыскать Мельниковых. Закрывшаяся дверь гильотиной отсекла от нее прошлое, а вместе с ним остались где-то вдалеке и Ольга Степановна, и канарейки, и стол, похожий на карту мира.
Да и мира больше не было. Ничего не было, кроме серого дома с каштанами.
До того дня, когда воспитательница позвала ее с прогулки.
– Нюта, пойдем со мной. К тебе приехали.
Серая мышь Нюта, молчаливая, нелюбопытная, направилась за женщиной. Ее привели в комнату, где незнакомая толстая баба стояла возле окна, спиной к Нюте. Журналистка, лениво подумала серая мышь, да пошла она, буду я им изображать дрессированную макаку перед камерой.
Услышав скрип двери, толстуха обернулась.
«Нафига вы меня сюда притащили», – хотела окрыситься Нюта.
Но из бесконечной глубины, из темноты и холода вырвалась и поплыла двенадцатилетняя Аня – к свету, к воздуху, к жизни, к берегу, с которого протягивала к ней руки заплаканная Ольга Степановна.
Хромой привел ее к двухэтажному желтому зданию за оградой. Веранды с надувными мячами, горки и лесенки… Анна стояла перед детским садом.
«Это какая-то глупость. Неужели он за ребенком?»
Но что-то в походке, в той уверенности, с какой мужчина зашел внутрь, подсказало ей, что он здесь по другой надобности.
Навстречу Ане шли родители с детьми. Она безошибочно выбрала из всех женщин одну – худощавую, лет тридцати, с тоненькой бледной девочкой, вцепившейся в руку матери.