Когда он подошел ко входу в парк со стороны Пятидесятой улицы, у него появились первые признаки расстройства зрения. Робкое мелькание расширялось быстрее и быстрее по полю зрения правого глаза, рассыпаясь феерией радужных искр. Бретону это напомнило рой водяных жуков, в блестящих коричневых покровах которых отражается, расщепляясь, солнечный свет. Он был доволен, что это не опускающаяся черная звезда; зигзаги формировались дольше, обеспечивая ему какой-то резерв времени.
Войдя в парк, он направился к центру дорожками, на которых металлически шелестели сухие листья. Редкие посетители, главным образом парочки, сидели на скамейках вблизи освещенных дорожек, но Бретон свернул в сторону, к широкому газону посреди парка, где в течение нескольких секунд его поглотила мягкая темнота. Он вынул из-под плаща оружие и неуверенно поднес его к лицу, чтобы откорректировать ноктовизор, но его правый глаз был совершенно ослеплен кавалькадой перемещающихся перед ним цветных зигзагов. Он понял, что ему остается только довериться предшествующей настройке. Подвижный красочный занавес достиг максимальных размеров, когда Бретон нашел три вяза.
Он приблизился на расстояние тридцати ярдов к образованному деревьями треугольнику, перебросил через левое плечо широкий кожаный ремень штуцера и опустился на одно колено, приняв классическую позу стрелка. Подмокшая почва отпечатала на его ноге холодный влажный овал. Должно быть, я помешался, подумал он, осознав, что снова и снова повторяет шепотом имя Кэт. Он коснулся края шляпы, результатом чего был низкий бренчащий звук, источником которого были мощные батареи, размещенные в разных точках его тела. В этот момент присоединенный к цепи инъектор выстрелил дозой кинина в выбритое место над правым виском. Бретон ощутил леденящий укол, а затем чудовищную боль, медленно расползающуюся по мере того, как химическое соединение распространялось по сосудам мозга. Он заметил совершенно абстрагировано, что поблизости нет людей, что все меры, которые он принял, чтобы не привлечь к себе внимание, оказались совершенно излишними. В следующее мгновение радужный сияющий занавес начал неистово сжиматься. Да, пришло время!
— Кэт! — выкрикнул он. — Кэт!
Она приближалась, неуверенно двигаясь в темноте, а ее бледно-голубое платье и серебристая шаль светились, как будто они были покрыты фосфоресцирующим составом. Из-под растрепанного свода вязов появилась черная фигура, нечто похожее на отвратительную хищную птицу. Вытянув вперед руки, мужчина бросился на Кэт, у которой вырвался вопль ужаса. Бретон прицелился в черный силуэт, но его палец задержался на спуске. Эти два тела сплелись так тесно, что пуля могла поразить обоих — и что тогда? Он чуть приподнял левое плечо и, когда на какой-то миг мушка штуцера совместилась с головой мужчины, инстинктивно выстрелил. Штуцер ударил его в плечо, а темная голова перестала быть головой…
Долгое время Бретон лежал, вжимая лицо в микрокосмос травы и корней деревьев. Под левой рукой он ощущал тепло разогревшегося от этого единственного выстрела штуцера, чувствовал, как ствол остывает, и все это время был не в состоянии шевельнуться. Его охватила опустошенность, настолько лишившая его способности действовать, что даже додумывание до конца мысли требовало величайшего усилия. «Интересно, как долго я буду здесь лежать?» — размышлял он. Страх, что кто-нибудь найдет его, не давал ему покоя, постепенно переходя в панику, но Бретон чувствовал себя так, как будто был заключен в мертвое тело.
Его разум также вел себя совершенно иначе. Напряжение отступило, накопленная энергия разрядилась в противоестественном психическом оргазме путешествия. Великое путешествие! Наконец-то он совершил его, подумал Бретон с удовлетворением: восемь лет неустанной работы принесли плоды — минуту успеха. Он задержал неумолимый ход времени и…