Он положил лист на место и уже поворачивался, чтобы отойти от стола, когда вспомнил эту строфу. Прошло несколько секунд, прежде чем небеса памяти разверзлись. Лоб Бретона покрылся холодным потом: он написал это стихотворение в тот период, когда был близок к безумию после смерти Кэт, но никогда никому его не показывал.
А кроме того, это было в другом мире, в другом потоке времени.
VI
Джон Бретон совершил несколько напрасных попыток отправиться в бюро, но каждый раз возвращался за какой-нибудь мелочью: то за документами, то за сигаретами или блокнотом. Джек не смог выдержать все нарастающего напряжения; буркнув под нос что-то вроде извинения, он встал из-за стола и в поисках уединения поднялся в свою спальню. Присев на край кровати, он ждал, когда шины «линкольна» заскрежещут на покрытой гравием дорожке.
Услышав наконец этот звук, он спустился до середины лестницы, но задержался, погруженный в темно-коричневую тишину большого дома, словно щука, обдуманно выбирающая соответствующий уровень в мрачных водах. Девять лет, подумал он. Умереть… Коснуться ее и умереть.
Он спустился вниз, крадучись помимо воли, и проскользнул в кухню. Кэт стояла возле окна и мыла яблоки. Она даже не обернулась, продолжая полоскать фрукты в холодной воде. Эта обычная домашняя работа показалась ему неуместной.
— Кэт, — сказал он, — зачем ты это делаешь?
— Эти фрукты опрысканы инсектицидами. — Она все еще не хотела повернуть голову. — Я всегда мою яблоки.
— Понимаю. И ты должна делать это именно сегодня утром. Это ужасно срочно, верно?
— Я хочу положить их в холодильник…
— Но ведь это не срочно, правда?
— Нет. — Ее голос звучал жестко, как будто он заставил ее признаться в чем-то постыдном.
Бретон ощутил угрызения совести — ни к чему так мучить ее.
— Ты замечала, что смоченные водой фрукты приобретают блеск и живые краски?
— Нет.
— Да. И никто не знает почему. Кэт!
Она обернулась к нему, и тогда Джек схватил ее за руки. Они были мокрые, холодные и пробудили в нем кошмарные, далекие воспоминания. Он поцеловал эти ледяные пальцы, охваченный жаждой искупления.
— Не делай этого. — Она старалась вырвать свои руки, но он не отпускал их.
— Кэт, — сказал он настойчиво. — Я потерял тебя девять лет назад, но и ты ведь кое-что потеряла. Джон не любит тебя, а я тебя люблю. Все очень просто.
— Ты не должен судить Джона слишком поспешно.
— Я могу себе это позволить. Но взгляни на факты: он пошел сегодня на работу, как если бы ничего не произошло. И оставил нас одних. Как ты думаешь, я оставил бы тебя наедине с соперником, который сам объявил о своих намерениях? Я бы… — Он оборвал фразу, не закончив ее. Он намеревался сказать, что убил бы соперника.
По мере того, как Бретон приближал ее к себе, она говорила все быстрее, все отчаяннее. Он осторожно провел пальцами по ее шее, погрузил руку в ее волосы и прижал к себе. Несколько секунд она пыталась отстраниться от него, а потом — совершенно неожиданно — подставила приоткрытые губы. Бретон не закрыл глаза во время этого первого поцелуя; он желал, чтобы этот поцелуй печатью оттиснулся в его сознании, чтобы он вознесся над временем.
Позже, когда они лежали в пергаментном свете спальни при спущенных жалюзи, он изумленно смотрел в потолок. А ведь это, подумал он, значит быть в здравом рассудке. Он насыщал свое сознание ощущением разрядки и удовлетворения, омывающим каждую клетку его тела. В таком настроении все, что связывает с фактом бытия, прекрасно. В эти минуты он мог испытать необыкновенную радость от тысячи обычных, забытых когда-то вещей, таких, как хождение по горам, рубка дров, вкус пива во рту или создание стихов.
Он положил руку на прохладное бедро Кэт.
— Как ты себя чувствуешь?
— Хорошо. — Ее голос был сонным.
Бретон кивнул и осмотрел комнату совершенно по-новому. В притененном солнечном свете было что-то средиземноморское — он был мягким, но совершенно чистым. И не выявлял никаких изъянов во Вселенной В. Ему вспомнилась удивительно подходящая к обстоятельствам строфа одного стихотворения.