Выбрать главу

– Странно, а почему ты мне сразу не сказала, что у тебя есть муж?! – удивился Эскин.

– Ты что, разве не говорила ему, что у тебя есть я?! – послышался за грудой мебели глухой бас Глеба Собакина.

– Да идите вы все на хрен! – заревела Соня и убежала в соседнюю комнату.

– Вот, дуреха, – сказал, поднимаясь с пола Собакин, – всех окрутила! Слушай, друг, ты уж меня извини за все, я же не знал, что ты не знал, что она замужем! Так что извини меня, а я уже, пожалуй, пойду домой!

– Подождите, подождите! Вы мне все тут размолотили, а теперь уходите?! – возмутился Эскин. – Уж подождали бы, сейчас милиция приедет?

– Вот только милиции еще мне и не хватало, – захохотал Глеб Собакин, и плутовато подмигнув Эскину, быстро выбежал из квартиры.

– Он что, уже ушел, – вышла из комнаты нервно озираясь по сторонам, Соня, – ну, тогда я тоже пошла!

Она принялась откидывать в проходе разрубленный пополам диван и кучу щепок, оставшихся от чешской стенки.

– Эй, эй, постой-ка, – опомнился Эскин, – вы мне все тут разбомбили к чертовой матери, а теперь бежать?! Не пущу!

– Тогда я скажу, мой дорогой, что ты меня изнасиловал! – неожиданно усмехнулась Соня.

– А, иди-ка ты к черту! – по-детски заревел Эскин, присаживаясь на, чудом уцелевшее, кресло.

– Ну, ладно, малыш, не сердись, – Соня поцеловала Эскина на прощанье и убежала.

Эскин сразу как-то немного успокоился и, выйдя на балкон, закурил. Уже через пару минут он видел, как из подъезда его дома выбегала Соня. Ее разбросанные во все стороны ярко-рыжие волосы напоминали ему сказочный образ коварной и злой колдуньи.

– А ведь и на самом деле колдунья, – прошептал Эскин и со страхом перекрестился.

Глава 3. Сошедшие с ума

Милиция к счастью, в этот день так и не приехала. Эскину не хотелось рассказывать глубоко лично-интимную историю совершенно посторонним людям, и тем более устраивать из всего этого какое-то уголовное разбирательство.

Всю разломанную мебель он выкинул на помойку, а отцу по телефону сообщил, что его обокрали.

– Ты хоть в милицию-то обращался?! – спрашивал дядя Абрам.

– Обращался, да что толку! – соврал Эскин, радуясь, что отец в эту минуту не видит его.

– Ну, ладно, – вздохнул дядя Абрам, – я вышлю тебе денег, ты уж сам купи себе мебель!

– Конечно, – обрадовался Эскин.

– А ты случайно никого к себе не водил?! – спросил дядя Абрам.

– Нет, никого, – опять соврал Эскин, и опять порадовался, что он его не видит.

– Ну, ладно, – вздохнул с каким-то пониманием дядя Абрам, – ты уж, Лева, будь осторожней.

Потом трубку взяла мать.

– Ну, как ты там сыночек?!

– Все нормально, хорошо, – бодро отозвался Эскин.

– Да, как хорошо, если тебя обокрали?! – заплакала мать.

– Ну, я-то ведь жив, здоров! – вздохнул, краснея, Эскин.

– Теперь тебе надо дверь железную ставить!

– Я уже поставил, – Эскин действительно в этот день поставил в свою квартиру железную дверь.

– Вот и молодец! – обрадовалась мать.

Она еще долго его увещевала, взяв с него не одно, а несколько обещаний быть хорошим и спокойным мальчиком.

Разговор с родителями оставил в душе у Эскина какой-то скверный отпечаток. Он чувствовал, что они не заслуживали с его стороны такого наглого вранья, но ничего не мог поделать с собой.

Не рассказывать же им эту глупую и дикую историю.

А спустя какое-то время он вдруг вспомнил, что когда ему звонила Соня, то в памяти его телефона остался ее номер.

Как ни странно, но он с необыкновенным вожделением подумал о новой встрече с ней.

Он позвонил ей днем, когда по его рассуждению, она должна была быть на своей работе.

– Кто это?! – отозвалась с беспокойством Соня, еще не узнавая голоса Эскина.

– Твой старый знакомый, – закашлялся от смеха Эскин.

– А, это ты, малыш, – уже с иронией отозвалась Соня, – думаю, нам незачем встречаться!

– А я тебе говорю, что ты приедешь ко мне, когда этого захочу я! – заговорил вдруг осмелевшим голосом Эскин.

– Думаешь, я испугалась тебя? – по ее голосу было видно, что она действительно взволнованна.

– Ты приедешь ко мне завтра, ровно в полдень, в 12 часов дня, а если не приедешь…

– Можешь не договаривать, – вздохнула Соня.

Ее глубокий вдох доставил Эскину истинное удовольствие.

Он даже не хотел так резко обрывать с ней беседу, но боялся, что слишком увлечется ее страхом.

«Страх женщины вообще очень притягательная вещь, – подумал Эскин, – а может это даже и не страх, а какая-то животная покорность, с которой тело в обладанье отдают?»