Когда она была уже вне видимости портье, то бросилась бежать по крутой дорожке, ведущей на улицу. Полковник Пильц будет вне себя от ярости. Лишь бы ей удалось поймать такси.
На улицах Джелалабада было пустынно. Лишь несколько человек суетились вокруг трех грузовиков, отправляющихся в Кабул, который находился в 185 километрах. Афганцы любят ездить ночью. Якуб вел машину медленно и уверенно. Находясь в полусонном состоянии, Малко смотрел, как они проезжают мимо темных домов. Он ужасно устал, и все тело его задеревенело. В ущельях реки Кабул «тойота» тащилась со скоростью тридцать километров в час.
Якуб резко повернул, чтобы не наехать на верблюда, спавшего на обочине, что окончательно разбудило Малко.
– Далеко еще?
– Час на машине и потом пешком по тропинке, – ответил Якуб.
Большие темные круги под глазами пуштунов делали их еще более рельефными. Они тоже не спали уже вторую ночь. И Малко стало стыдно за свою усталость.
На заднем сиденье пятеро наемников, тесно прижавшись друг к другу, спали сном праведников.
Полковник Пильц сидел за самым дальним столиком ресторана «Двадцать пятый час», и Биргитта сначала подумала, что его здесь нет. Когда он ее увидел, то помахал ей рукой. Обычно он так не делал. Вся запыхавшись, молодая женщина буквально упала на стул и поцеловала его.
Из предосторожности она велела водителю такси, в которое она села на одной из улиц у «Интерконтиненталя», высадить ее напротив Голубой мечети. Оттуда она шла пешком. Курт Пильц страшно не любил, когда она опаздывала. Однажды за это он даже отхлестал ее по щекам при посторонних людях. Но в этот вечер он, казалось, пребывал в отличном настроении. Он взял руку Биргитты и поцеловал ее.
– Ничего, ничего. Главное, что ты пришла.
У Биргитты отлегло от души. Образ Малко неотступно стоял перед ее глазами. Но филиппинский оркестр начал играть, и это сразу освободило ее мозг от всяких мыслей. Ее глаза заблестели, и она прошептала на ухо полковнику:
– Могу я потанцевать?
– Конечно, можешь.
Она быстро встала и начала в одиночку исполнять танец «джерк», выбрасывая руки вверх, извиваясь всем телом, прыгая в такт музыке на своих длинных ногах, прикрытых лишь коротенькими шортами. Чем больше она танцевала, тем сильнее ей хотелось заняться любовью. Но не с полковником. Из этого она сделала вывод, что в настоящее время была влюблена только в Малко.
Немного успокоившись, она вернулась на свое место. Курт Пильц уже заказал свой неизменный бифштекс по-китайски с красной жидкостью, которую афганцы упорно называли вином... Она заказала себе порцию пива «хейнекен».
– Ты хочешь покурить?
Уже полчаса желание курить гашиш грызло мозг Биргитты. Но она не осмеливалась об этом сказать. Ее длинные пальцы спазматически сжимались, и она непрерывно то снимала, то снова одевала кольца.
Вопрос полковника застал ее врасплох. В зале «Двадцать пятого часа» они остались одни. Оркестр уже целый час как перестал играть, и музыканты усиленно поедали остатки блюд китайской кухни.
Биргитта напрягла всю свою волю.
– Сегодня вечером, пожалуй, нет, – сказала она. – Сегодня я хотела бы заняться с тобой любовью.
Сказала она это, думая о другом мужчине. Но это было не обязательно уточнять. Полковник положил руку ей на бедро и сжал своими сухими пальцами ее гладкую кожу. В его единственном глазу загорелся веселый огонек.
– Нет, нет, – стал он настаивать. – Я не хочу лишать тебя этого удовольствия. Поехали ко мне. У тебя есть с собой гашиш?
Она утвердительно кивнула. Он сразу же встал, и она покорно последовала за ним.
Начиная с третьей сигареты Биргитта почувствовала, как воля ее слабеет. Ею овладело необычайное чувство легкости, блаженства. Лицо Пильца стало расплывчатым, потом исчезло и затем снова приняло четкие очертания. На это уже был не Курт. У него были золотистые глаза того человека, в которого она была влюблена. Волосы его были светлыми, а взгляд нежным и одновременно циничным. Ей стало от этого приятно, и она улыбнулась.
– Почему ты улыбаешься? – спросил Курт.
– Ты очень красивый, – сказала Биргитта. – Я люблю твои глаза.
Курт Пильц почувствовал себя холодным, как мертвая рыба. Сигареты, которые курил он, не содержали ни миллиграмма гашиша. Это был самый трудный допрос из всех, какие ему приходилось вести. К счастью для него, Биргитта безостановочно курила. Он посмотрел на ее великолепную фигуру, пытаясь убедить себя, что сможет не поддаться соблазну. Почему она вдруг полюбила его глаза?
– Я тоже люблю твои глаза, – сказал он.
Биргитта была слишком одурманена наркотиком, чтобы почувствовать напряженность и холод в его голосе.
Она по непонятной для него причине рассмеялась, встала и принялась нежно ласкать его лицо.
– Ты мой ангелочек, – пробормотала она. Никогда раньше она его так не называла.
– Ты помнишь, что я говорил вчера? – спросил он.
Она снова рассмеялась и сказала нежным голосом:
– Ты много не говорил. Говорил в основном он.
– Кто «он»?
– Курт.
Сердце немца замерло. Он еле сдержался, чтобы не наброситься на Биргитту. Но овладел собой и спросил:
– А что же говорил Курт?
Он испытывал странное чувство, говоря о себе в третьем лице. Полные губы Биргитты снова расплылись в чувственной улыбке.
– Ты сам хорошо знаешь, мой любимый, что он тебе говорил.
Она замолчала и резко откинулась на спину, сжав голову ладонями. Глаза ее оставались широко раскрытыми.
– Мне холодно, – сказала она, – мне очень холодно. Погрей меня.
Курт Пильц подошел к ней. От испытываемого им напряжения черты его лица исказились. Он был почти у цели, но если он допустит малейшую ошибку, Биргитта закроется, как ракушка, и ему снова придется испытать унижение, обращаясь к своим подчиненным и поручая им собрать сведения об этом блондине.
Он наклонился и взял ее за плечи, заставив подняться.
– Говори дальше.
Биргитта покачала головой и ничего не ответила. Закатив глаза, она уже погрузилась в сон. Теперь она была недосягаема. Весь кипя от ярости, полковник Пильц снял со стены короткий хлыст и подошел к Биргитте.
Но в последний момент он передумал и снова сел, играя хлыстом. Ночь еще не кончилась.
Глава 9
На востоке, за ущельем, небо над горизонтом озарилось слабым светом. Малко вздрогнул. Завернувшись в свои лохмотья, пятеро пуштунских наемников, казалось, дремали, лежа на каменистой земле возле своих длинноствольных ружей. Якуб сидел рядом с Малко и прямо из термоса пил горячий кофе.
Глаза Малко привыкли к полумраку, и он различал внизу русло высохшей реки, которое, извиваясь, уходило за горизонт. Слева от них простиралась каменистая равнина, над которой возвышалась одинокая гора. Справа виднелся горный массив, отделяющий Афганистан от Пакистана и тянущийся параллельно Хайберскому проходу.
В хаотическом нагромождении гигантских голых скал все семеро оставались практически невидимыми.
На востоке еще больше посветлело. Стали видны грандиозные фиолетовые вершины гор с их четкими и изрезанными контурами. Издали донесся звук ружейного выстрела. Затем снова установилась гнетущая тишина: ни птицы, ни зверя. Интересно, подумал Малко, на каком расстоянии слышны гулкие удары его сердца?
Якуб взял его «ли-энфилд» и принялся его рассматривать.
– Оно заряжено?
– Нет.
– Надо его зарядить сейчас. У них очень тонкий слух.
Пуштун тихо вынул из матерчатой сумки обойму, вставил ее в затвор и вогнал один патрон в ствол. Затем он положил винтовку рядом с Малко, который, чтобы согреться, выпил глоток горячего кофе. Он представил себе, что время вернулось на сто лет назад и что он солдат английской колониальной армии. Но был 1972 год, и он работал на американское Центральное разведывательное управление.
К «тойоте», оставленной ими примерно в двух километрах внизу, вела извилистая тропинка, по которой им будет очень трудно нести носилки... Если генерал Линь Бяо действительно не сможет идти сам.